— Ну да, наверное, это такое счастье — унести на память целую, мать его, коллекцию золотых анальных пробок, — фыркнула я. — Потом можно перебирать их долгими томными вечерами и вспоминать веселые деньки тут?
Судя по взгляду Лугуса, моего сарказма он не оценил.
— Обо всех твоих нуждах позаботятся. Ты должна только их мне озвучить, — сказал он, нахмурив свои остроконечные брови, и, пройдя пару шагов по толстенному нежно-голубому с золотистыми росчерками ковру, застилающему пол, толкнул двери, демонстрируя местную версию санузла. — Выходить я тебе не советую.
— Боитесь, что убегу? — хмыкнула я.
— Нет. Не сможешь. Дверь в Фир Болг с любой стороны может открыть только тот, у кого есть нужный знак, даруемый архонтом или его ближайшими асраи, — мужчина продемонстрировал мне ладонь, на которой и впрямь было нечто вроде сложного белесого вензеля. — Но даже если бы и могла — куда пойдешь?
Я не стала отвечать. А смысл сотрясать воздух? Ведь пока и правда понятия не имею, куда могла бы пойти в этом долбанутом мире. Пока… пока-а-а, повторила, перекатывая слово в уме и ища в нем необходимую опору.
— Не выходить я тебя прошу потому, что кадани не слишком любят новеньких в своих рядах, ибо вечно борются за внимание самых прекрасных и щедрых асраи и гостей дома архонта. А ты не похожа на ту, кто сможет что-то противопоставить кому-то из них.
О, спасибо за очередное напоминание, насколько я беспомощна и не подготовлена к жизни в этом чокнутом мире. Но, по крайней мере, я уже знаю, что нельзя доверять ничему внешне прекрасному. Есть все шансы, что именно нечто выглядящее максимально невинно и хрупко окажется способным тебя прикончить.
— Нормальная рабочая конкуренция между дамами, — усмехнулась я. — Только я вроде как им не соперница. Мне асраи все вместе взятые с их щедротами и даром не нужны. Можешь так и передать.
— Не важно. Слухи расходятся быстро. Как только они узнают, что ты не новая кадани, а голем, станет только хуже, — Лугус вздохнул по-настоящему озабоченно.
— Почему? Станут соревноваться, кто пнет меня побольнее, стремясь заработать местечко в постели архонта? — зубы невольно свело после этих слов, словно я надкусила лимон. Зараза! Это должно прекратиться!
Лугус поджал тонкие темные губы, игнорируя мое упоминание Грегордиана.
— Ты своего рода диковинка. Взрослый голем. А значит, оттянешь на себя интерес мужчин, и не важно, насколько доступной решит сделать твою постель мой архонт. А женщины всегда ревнивы, к какой бы расе они не принадлежали.
Вот уж правда. Посмотрите на меня. Нет смысла отрицать, что я ревную Грегордиана. Мужчину, которого ненавижу, того, кто обращается со мной хуже, чем с собакой, кто вполне возможно станет делиться моим телом как чем-то совершенно неважным, не имеющим хоть какого-то значения. Того, кто, возможно, однажды вырежет мое сердце так же, как у накки.
— А разве ты не сказал, что все женщины в этом вашем Фир Болге занимаются сексом добровольно? — я посмотрела в коричневые глаза только для того, чтобы прочесть там ответ. Ко мне это правило не относилось.
— Добровольно. Но и для них есть правила. Если они отказывают трижды мужчине, претендующему на их внимание в течение одного лунного цикла, то лишаются своего места здесь.
Вот, значит, как. Добровольность понятие тут достаточно относительное. Просветив меня по-быстрому, мужчина явно заторопился свернуть разговор и уйти.
— Пищу тебе принесут позже. Если что-то нужно еще, скажешь мне завтра. Сегодня будет празднество в честь возвращения нашего архонта, всем будет не до тебя, — произнес он уже у двери. — И хорошо бы тебе быть действительно усталой и спать сегодня крепко. После вин скоге мужчины становятся весьма любвеобильны. Так что в Фир Болге сегодня будет шумная ночь.
— А когда я увижу… архонта? — Вот и зачем это спрашиваю?
Конечно же затем, чтобы иметь больше определенности в отношении собственного будущего. Хотя вряд ли я бы хотела знать точную дату своей смерти.
— Когда он этого пожелает, — высокомерно ответил Лугус. — Возможно, никогда.
Очевидно, быть заносчивым козлом — это заразно и передается воздушно-капельным путем. Или все мужики в этом мире сразу рождаются с геном редкого засранца.
— А разве он… не придет сюда с остальными? — А вот сейчас я над собой измываюсь. Разве нет?
— Захочет — придет. Передо мной он не отчитывается. Впрочем, как и перед кем-либо еще!
И он закрыл за собой дверь, на которой изнутри не было ни замка, ни щеколды, ни даже хлипенького крючка! Ну да, вспомни, Аня, секс и обнаженка здесь дело не интимное в принципе, а уж в этом аналоге дома терпимости тем более.