— Ну как, можно мне потрогать твои волосы? — немного по-птичьи склонила головку набок пришелица, и от этого по ее прическе будто промчалась искристая волна.
— Ты кто? — опускать нож я передумала. Черта с два я куплюсь на маленький размер и невинный вид! Мне как-то и гилли-ду хватило.
— Эбха! — моргнув, она склонила голову на другое плечо, опять продемонстрировав мне сверкающее шоу на своей голове.
— И кто ты, Эбха, и какого черта делаешь в… — «моей ванной» язык не повернулся сказать, ничего моего тут нет, — здесь и сейчас.
— Я слышала, в мире Младших мой народ зовут брауни или ниссе. Но на самом деле мы мамуры, — она прищурила, а потом снова как-то восторженно-ожидающе распахнула глаза так, словно эти названия мне должны были все объяснить, и нетерпеливо потерла ладони, как будто они зудели. — И я пришла взглянуть, о ком все шепчутся, а потом увидела, что твои волосы в таком беспорядке, и теперь очень сильно хочу о них позаботиться.
Если честно, на голове у меня на самом деле, мягко выражаясь, воронье гнездо. Мало того что расческа не входила в набор милостей от деспота, так еще после ночных кувырканий и купания в странном водоеме тару-ушти это вообще был сплошной колтун. Но это абсолютно не значит, что я повернусь спиной неизвестно к кому, предоставляя прекрасную возможность мне навредить. И совершенно наплевать на яркую ауру дружелюбности, которой буквально лучилось это существо.
— И по какой такой причине я должна тебе это позволять? — чтобы сохранить настороженное выражение лица я прямо-таки делала над собой усилие.
— Мне нравится заботиться о других, — беззащитно захлопала глазищами Эбха.
— Недостаточная причина, — произнося это, я чувствовала себя жестокосердной тварью, пинающей щенка. Да что же это такое, в конце концов? Это вино мне так мозги своротило, или я реально устала от окружающей плотной атмосферы враждебности и безразличия, и первое же создание, проявившее хоть намек на участие и внимание ко мне, умудрилось пробить брешь в моей едва зародившейся броне. Тогда я, наверное, и правда безнадежна, и мои шансы на выживание равны нулю.
— Я для тебя неопасна, — с надеждой прижала крошечные ручки к груди брауни.
— Ха! Доказательства есть? — Нет, я ведь правильно себя веду, но почему чувствую себя смешной и неуместной, не доверяя шоколадной малышке?
— Нет! Но в моем мире никому не придет в голову спрашивать мамору о таком, — досадливо тряхнула головой Эбха, устраивая очередное шоу сверкающих всполохов.
— Видишь ли, как ты уже заметила, я не из этого мира, — возразила уже совершенно без прежнего энтузиазма и положила кинжал. Ну не резать же я ее собралась, в самом-то деле!
— А вот и из этого! — капризно поджала губы моя оппонентка и уперла руки в бока, явно приободряясь от этого жеста доброй воли с моей стороны. — И тебе следует это признать! А еще стоит перестать есть разжигающие кровь салдум и пить вино скоге. Иначе очень скоро ты вынуждена будешь отправиться на поиски мужчины, а я просто уверена, что нашему архонту это не понравится.
— Вашему драгоценному архонту совершенно плевать на меня, — я выловила свой кубок, не собираясь следовать ее совету. Ничего кроме опьянения я не ощущала, а оно сейчас приносило желанное облегчение.
— Вообще-то нет. Но ты об этом не знаешь, вот и злишься! — это не прозвучало насмешливо или обидно, скорее немного грустно.
— Я злюсь? Да чем меньше его внимания мне достанется, тем целее я буду! — Почему я вообще говорю на эту тему с какой-то мелкой незнакомкой?
— Не правда! Ты злишься-злишься-злишься-а-а и поэтому не даешь мне заняться своими волосами! — Боже, ну снова здорово! Она нормальная вообще? Хотя, о чем это я? Я говорю с существом ростом едва выше моего колена, выглядящим, как живая остроухая кукла, так с чего же ожидаю адекватности. Сама-то еще помню, что это такое в полной мере?
— Господи, да занимайся на здоровье, пиявка! — Ну, не удавит же она меня и в самом деле?
Развернувшись, я снова прижалась спиной к бортику и тут же ощутила у себя в волосах настойчивые, но очень аккуратные пальцы. Довольно долго Эбха почти нежно распутывала пряди и выбирала застрявшие после прохождения последних колючих зарослей веточки и листья. При этом она болтала просто без умолку. Но не могу сказать, что слушала ее внимательно. Беззаботная легкость и опустошение в разуме никуда не делись, но и не усилились.