Подмена

— По поводу отсутствия прямой связи между сексом и ненавистью мы уже говорили, — Грегордиан присел на краю ванны, взял мой кувшин и покачал, оценивая количество содержимого, а потом протянул руку, требуя мой кубок. Я отдала его без возражений. Деспот налил остатки розовой жидкости и понюхал, с явным удовольствием прикрывая глаза. И, черт возьми, что же поделать с тем, что мне не оторваться от трепета его крупных ноздрей? От этого выражения откровенного неприкрытого кайфа, меняющего извечно жесткую линию губ. От медленного, тяжкого движения кадыка на его горле.

— Разве что-то подобное могли создать в мире Младших? — прошептал он и, открыв глаза, усмехнулся, поймав меня на жадном поглощении эмоций, меняющих его лицо. — Уходя от тебя той ночью, когда ты так быстро отключилась, решил, что заберу тебя в свой мир, когда придет время возвращаться. Думал о множестве таких обжигающих ночей, но уже в моей постели. А когда твои силы стали бы истощаться, я бы поил из своих рук лучшими винами скоге, поднося кубок к твоим дрожащим, пересохшим, распухшим губам. И энергия бы возвращалась, и ты снова и снова могла кормить мою похоть. Но ты решила начать без меня.

Сделав небольшой глоток, за чьим путешествием по горлу я опять же не смогла не последовать голодными глазами, Грегордиан наклонился, перенося весь вес на один локоть, и коснулся еще чуть теплым от контакта с собственной плотью желтым металлом моих губ. Подчинившись, я тоже пригубила, на этот раз в полной мере ощущая, как вместе с жидкостью вниз неторопливо катится всепоглощающая волна жара.

— Фантазии из прошлого? — не смогла сдержать горечи. — Из другого мира, о других, по сути, людях.

— Никто из нас не человек, — поправил меня Грегордиан, но без обычного раздражения.

— Не в том дело. Ты не сказал, что мне следует ждать тебя. Приходил, когда хотел, и уходил, когда сам считал нужным. Не говорил со мной ни тогда, ни сейчас. Просто в очередной раз швырнул в чужие руки… — как вещь или ненужную раздражающую помеху, так и рвалось из меня, но все же прикусила язык. В конце концов, я хочу сексом с ним заняться, а не спровоцировать очередной виток гнева или проводить сеанс самоуничижения, учитывая, каким правдиво нелицеприятным может быть его ответ.

— А тебя это злит, Эдна? — Меня до глубины души бесит это имя, но в остальном… он об этом и правда спросил? Да неужели?

— Могу поспорить, ты этим не просто так интересуешься. — Может, могла бы сохранить толику невозмутимости и сарказма в голосе, но только не тогда, когда этот мужчина поднялся и стал неторопливо стягивать штаны. При виде его жесткой длины, упруго выскочившей из одежного плена, мозг просто опустел, лишаясь всего — хоть мизерной почвы для адекватности, цивилизованного торжества разума над инстинктами, элементарного восприятия такого понятия, как гордость и рамки дозволенности.

— Конечно, нет. Злая женщина вряд ли сможет быть по-настоящему ласковой в постели, — деспот не торопился опускаться в воду, продолжая себя демонстрировать во весь рост во всех смыслах. Похоже, ему мое лишенное всякого стыда рассматривание приносило не меньшее удовольствие, чем мне самой. Как все же хорошо, что он понятия не имеет, насколько чертовски совершенен для меня в физическом плане. Настолько, что смотреть на него и не касаться по-настоящему больно.

— И что? Пойдешь, найдешь кого-то в лучшем настроении? Выбор-то есть! — предательский голос, выдающий с потрохами весь коктейль беспорядочных эмоций, от которых я почти в лихорадке.

— Неужели я слышу ревность, сочащуюся из каждого слова, Эдна? — и, слава небесам, этот истязатель, наконец, соскользнул в воду и расслабленно расположился напротив. Да только голодный блеск глаз, как у хищника за мгновенье до атаки, выдавал его так же, как меня мой голос.

— Сначала предполагаешь, что я зла, потом — что ревнива. — Я, как и деспот, раскинула руки на бортике, но при этом грудь полностью показалась из воды и дразняще приподнялась. В серых глазах напротив стало на миллион градусов больше жара. Да, долбаный ты архонт, у меня нет сил противостоять тебе пока ни на одном из уровней, но это не значит, что полностью признаю поражение.

— А это не так? — прозвучало намного грубее, чем раньше.

— Естественно, так. Но ведь как удачно, что тебе от меня не требуется ласка и нежности, а только грязный жесткий трах, — развернувшись, я выбралась из воды и уселась на бортик. Поставив на теплый камень пятки, откинулась назад, бесстыдно подставляя себя взгляду Грегордиана. Прекрасно понимая, что запросто могу вызвать новый приступ ярости, навязывая его доминантной натуре собственное начало этого примитивного танца. — И еще просто замечательно, что мне от тебя необходимо тоже самое.

Ложь, огромная и выворачивающая душу. Но правда — это смертоносная слабость, а значит, абсолютно недоступная для меня роскошь. Только сейчас или уже навсегда? Кто знает.