Подмена

Я не ощутила прохлады от перемещения, потому что мои нервные окончания еще не оправились от полного безумия. Мне показалось, я совершенно была вымотана, истощена и никогда не смогла бы говорить и видеть, и мое горло было как облито кипятком, а радужки сгорели от вспышки изнутри. Но едва сверху оказался вдавливающий в мягкость постели вес Грегордиана, а его член рывками начал прокладывать себе путь вглубь моего тела, и это сработало как укол адреналина прямо в сердце. Распахнула глаза, чтобы видеть плотный клубок наших тел в сотнях отражений, создаваемых зеркалами. Вскинула еще секунду назад почти бесполезные руки и ноги. Обвилась вокруг него, уже нещадно вбивающегося в меня так плотно, насколько только хватает сил. Вогнала ногти в его мощную спину, сцепила в жестком захвате ноги вокруг талии, впилась в плечо зубами, поощряемая его нарастающими гортанными стонами и все более диким ритмом толчков. И смотрела, бесконечно смотрела в эти бесстыдно лгущие серебристые стекла, на которых он мой прямо сейчас. Мною захвачен, окольцован, пленен. Не просто трахающий меня самец, удовлетворяющий потребность своего тела. А мой мужчина, вколачивающий себя в меня так неистово, потому что хотел навеки оставить под собой. Не позволила себе отвести взгляд, когда мы снова почти синхронно кончали. Не упустила ни единого содрогания, когда его тело медленно отпустило этот шторм. Наблюдала, как постепенно расслаблялся один напряженно вздутый мускул за другим. Грегордиан глубоко и протяжно выдыхнул и сместился в сторону, властно при этом обхватив мой затылок и вынуждая повернуться на бок, лицом к нему. И только тогда впервые за сегодняшний день коснулся моих губ своими. В этом поцелуе не было обычного его ультимативного требования принять его сейчас же. Это поцелуй — послевкусие, а может, некий откуп или его версия извинения за чрезмерную грубость и примитивность каждого нашего интимного контакта. Или я опять себе солгала? Разве он из тех, кто стал бы извиняться за что бы то ни было, так или иначе, добровольно или интуитивно. Я, едва дотрагиваясь, скользнула пальцами по его потной горячей коже, считывая рисунок шрамов, который знаю уже до мелочей.

— Разве на тебе все не заживает почти мгновенно и без следов? — пробормотала, когда поцелуи сошли на нет, превращаясь лишь в касания, потирания его губ об мои. — Откуда эти шрамы?

— Когда нас ранят настоящим, не магическим железом, восстанавливаемся мы с такой же скоростью, что и люди. Может, хуже. Каждый из шрамов — это напоминание о моих ошибках, слабостях или легкомысленной доверчивости, — при последних словах травмированная часть лица деспота дернулась, как от острого болевого импульса.

Я подняла руку, позволив ей замереть в миллиметре от его поврежденной щеки, и взгляд Грегордиана стал предупреждающим, почти угрожающим. Но я не остановилась, давая сама себе позволение не только на прикосновение, но и на большее. Провела по его лицу, на этот раз на самом деле лаская, а не просто требуя физического контакта. Но, похоже, деспот не мог или не хотел от меня это принять. Молниеносно опрокинув на спину, он сковал оба моих запястья железным захватом одной своей ладони, а другой сильно сжал грудь. Вызывающе, даже нагло глядя в глаза, вклинил свои бедра между моими и вжался стремительно твердеющим членом, заставляя захлебнуться вдохом. Но я не разорвала зрительного контакта и не смолчала, уже решившись.

— Разве все между нами должно быть именно таким? Всегда? — горло не слушалось, и вышло нечто вроде хрипа, но я знала, что он все слышал и понял.

— Между нами даже этого быть не должно, — рыкнув это, он вторгся внутрь, и тут же яростный взгляд подернулся пеленой другой эмоции, и Грегордиан резко опустил голову, скрывая ее от меня. — Тебе следует быть благодарной за то, что ты сейчас здесь, а не гниешь в подземелье в цепях или не мертва!

Вот, значит, как! Только так и никак по-другому, деспот Грегордиан? Лишь намек на движение навстречу и тут же жесткий, безжалостный откат?

— Как же ты щедр, мой архонт! — я снова обхватила его ногами и толкнулась навстречу, вкладывая в голос весь цинизм, что смогла в себе собрать. — Это и будет моим вознаграждением за сегодняшнюю ночь и все последующие?

— Кто тебе сказал, что я приду еще? — буркнул деспот, врезаясь еще мощнее.

— Не приходи! Я не буду ждать! — прохрипела, ощущая спазмы приближающегося оргазма.

И прямо сейчас это правда. Провались, исчезни, никогда больше не появляйся, не позволяй увидеть, прикасаться. Не хочу терять саму себя в тебе, не хочу еще больше боли, потому что никому не удавалось меня ранить больнее.

— Будешь… будешь… буде-е-ешь.

Ложе замолотило в стену и застонало, будто при смерти, вторя низкому мужскому финальному крику.

И как мне не было ненавистно признавать, но он прав. Буду.

Глава 46

— Проснись! Просни-и-ись! — вытащил из черноты без сновидений высокий звонкий голосок, и я поморщилась от того, как он буквально высверлил мой бедный мозг. — Тебе поесть нужно, а то будет совсем туго!