Читаем Поднимись на крыльцо полностью

Поэтика Владимира Алейникова – не в малых частностях и дремлющем эвклидовом пространстве, одномерном доэнштейновском времени. Лицевые события века для поэта наполнены его собственным присутствием – это смятенный и встревоженный мир, где поколениями обжитая почва коробится и вздыхает от неслыханных потрясений, где воображаемое и действительное, обгоняя друг друга, смешиваются так, что одно невозможно отделить от другого. Это пронзительный документ времени, где терпкие шестидесятые годы, ночные разговоры на кухне за чаем и вином восстановили «слово», стёршееся профанной речью тоталитарного газетного монолога. «Слово» Алейникова, полное смыслов, перекрёсток, где встречаются Пушкин, Аполлинер, Мандельштам и Хлебников, чувствительная мембрана, которое не только фиксирует, но и рождает, зыбкое и трепетное, выходящее за свои собственные пределы, вобравшее в себя запахи полыни крымских степей, шелест переделкинского леса, щемящие мелодии украинских песен и прозрачные серенады Моцарта в стенах московской консерватории – где красота вечного и мимолётного сливаются и каждая частица пережитого не отходит в прошлое, но становится живой точкой бесконечной вселенной.

Виталий ПАЦЮКОВ

«Восприятья ли смято лицо…»

Восприятья ли смято лицо,Лихолетья ли скрыта личина,Благодатью ли стала кручина —Поднимись на крыльцо,
Поднимись на крыльцо и взгляниВ эту глубь роковую,Где бредут вкруговуюВсе, кто сны населяли и дни,Все, кто пели когда-то о том,Что свеча не сгорала,Все, кто жили как в гуще авралаС огоньком и гуртом,Все, кто были когда-то людьми,Но легендами стали,Чтоб сквозь век прорастали
Их слова, – всех, как есть, их прими,Всех, как есть, их пойми,Несуразных, прекрасных,Ясный свет для потомков пристрастныхИз ладоней их молча возьми.

«К золотым ведёт островам…»

К золотым ведёт островамСвет нежданный луны в апреле —Ближе к тайне, к заветной цели,К этим выдышанным словам.
Наполняет желанный гулСонмы раковин – и в пустотахСтынет эхо, звеня в высотах,Если каждый давно уснул.Может, жемчуг в ладони мал,Может, водорослями вьётсяЧьё-то прошлое, – как споётсяТем, чьим песням простор внимал?Тем, чьи судьбы разброд ломал,Бред корёжил, тоска крутила,Стали отзывом лишь светила.
Смолы, скалы, солёный вал.Смели попросту быть собой,Смыли кровь, заживили раны, —То-то плещет светло и странноМорем вылущенный прибой.Стали близкими тем, когоНе доищешься в этой шири,В небе пристальном этом, в мире,Продлевающем душ родство.

«Средиземной горечи блажь…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза