Подвиг доктора Бушуева

Дня через три Фёдора Ивановича опять пригласили в госпиталь и опять, после осмотра коменданта, они сидели вдвоём с доктором Корфом в его кабинете. На этот раз доктор Корф, видимо, считавший русского коллегу безобидным собеседником, пожаловался:

— Мы далеко от фронта, но задыхаемся от раненых. Это невозможно, это, наконец, непостижимо! Если армия вступила с оружием в руках на территорию, значит, эта территория окончательно завоевана и сопротивление бесполезно. А здесь продолжается война, продолжаются бои. Это нарушает все наши понятия о военной науке. — Доктор Корф немножко помолчал, будто обдумывая сказанное, потом спросил: — Вы, коллега, когда-нибудь интересовались военной наукой?

— Нет, я невоеннообязанный, в армии, никогда не служил.

— Вы самый счастливый человек на земле! — с фальшивой горячностью воскликнул доктор Корф. — А нам в университете преподавали военные науки. Любой наш врач должен уметь командовать батальоном. Я, коллега, всегда всё понимал во Франции, в Бельгии, в Польше, а здесь не понимаю. В городе наша власть, а на улицах каждый день убивают и ранят наших солдат, а за городом взрываются и летят под откос эшелоны — и каждый день раненые, раненые… Нам говорили, что русские покорны и гостеприимны, что они уважают силу и готовы подчиниться сильному. А мы, сильные, не видим этой покорности…

Фёдор Иванович сперва рассеянно слушал немецкого врача — пусть, мол, поболтает, если есть охота. Ему не хотелось ввязываться в этот бесполезный разговор, но последние слова оскорбили его, русского человека.

— Позвольте быть с вами откровенным, — начал он.

— О да, конечно, — закивал головой доктор Корф. Он снял роговые очки, дохнул на них, протер полой халата стёкла и опять водрузил на мясистый нос, как будто получше хотел рассмотреть собеседника. — О да, конечно, — повторил он, — мы — коллеги и можем говорить откровенно.

Фёдор Иванович продолжал:

— Вы сильны, спору нет, сила, как говорится, солому ломит. Вы говорите о гостеприимстве русских. Да, они гостеприимны, они хлебосольны. Друзей они встречают по-русски, широко, и душевно. Однако русский народ, как, впрочем, и любой другой народ, не всегда бывает гостеприимным. Знаете, кто с мечом к нам придёт…

Доктор Корф удивлённо посмотрел на русского врача.

— Да, я это выражение слышал… И вы думаете, что это когда-нибудь случится? — усмехаясь, спросил он.

— По логике вещей — да, случится, — уверенно ответил Фёдор Иванович. — Случится потому, что другого исхода быть не может.

— Но мы уверены, что битва кончится в нашу пользу, — живо перебил доктор Корф.

— Я могу повторить ваши же слова, ничего не прибавляя к ним, кроме содержания, — ответил Фёдор Иванович.

Их взгляды скрестились. За стёклами очков в серых, стального цвета, глазах немецкого врача доктор Бушуев увидел колючие злые искорки.

— Вы, коллега, забыли, что наши войска под Москвой, — горделиво заявил доктор Корф.

— Наполеон даже был в Москве, но всем известно, чем это кончилось.

— Теперь другие времена, — с досадой отмахнулся доктор Корф.

— Согласен — времена другие, — отвечал Фёдор Иванович. — Времена меняются, меняются нравы, и только любовь к Родине остается неизменной.

Однажды доктор Безродный осторожно, бочком втиснулся в тесную приёмную с газетой в руках.

— Фёдор Иванович, читали? — спросил он, показывая газету. — О вас пишут и даже портрет ваш поместили. Посмотрите.

Фёдор Иванович сразу не понял, о какой газете идет речь, и вдруг мелькнула мысль: а что, если газета каким-то чудом пришла оттуда, из-за линии франта, что, если там кто-то написал о нём… Но нет, это была местная газетенка «Городское слово». В ней на снимке Фёдор Иванович увидел себя, коменданта и доктора Корфа.

— Вот послушайте, что пишут о вас. — Безродный каким-то захлебывающимся голосом читал: — «Известный хирург Фёдор Иванович Бушуев, которого население наше знало как самого чуткого и самого отзывчивого врача, совершил достойный подражания подвиг по спасению жизни храброго офицера вооруженных сил Германии нашего уважаемого коменданта господина полковника Вальтера Дикмана. В беседе с нашим корреспондентом Фёдор Иванович Бушуев заявил: «Освободительная миссия армии фюрера…»

Не помня себя, Фёдор Иванович выхватил из рук Безродного газетенку и разорвал её в клочья. Задыхаясь, он зло предупредил:

— Я вас прошу, Матвей Тихонович, не читать в моём присутствии эти грязные листки. Очень прошу…

Вскоре о «благородном поступке» русского хирурга Фёдора Бушуева передало берлинское радио, а потом доктор Корф развернул перед ним свежую берлинскую газету, и Фёдор Иванович снова увидел себя у постели улыбающегося коменданта.

Завистливо поглядывая на русского врача, доктор Корф рассыпался в любезностях и поздравлениях.

Фёдор Иванович чувствовал себя до глубины души оскорблённым, униженным, ему казалось, будто его с ног до головы облепили несмываемой грязью, заклеймили на веки вечные позором, и это страшное клеймо видно всякому.