Читаем Поэты 1820–1830-х годов. Том 2 полностью

6. «Поднявшись с цепи гор огромной…»

Бурю на море мне никогда не случалось видеть: должна быть ужасна! Я читал путешествие капитана Кука, но бурю в чистом поле мне случалось видеть. Вот как описывает ее бурный поэт;

Поднявшись с цепи гор огромной,Накинув мрачный саван свой,Старуха буря в туче темнойНа мир сбирается войной,Стихии ссорит и бунтует!Ее союзник ураган,Жестокий сорванец-буян,Свистит и что есть мочи дует!Что встретит, где ни пролетит,Всё ломит, рвет, крутит, вертит,Мутит, ерошит и волнует.С полей, с равнин, с лесов и гор,Взвивая пыль, песок и сор,По поднебесью тучей носит,
И солнца ясные глаза,И золотые волосаОн дрянью пудрит и заносит!И вот, нахлупя капишон,Седую бровь как лес нахмуря,Несется черной ведьмой буря!За ней, пред ней, со всех сторонКрутятся тучки, Аквилон,Собравши ветров хор с полно́чи,Ревет в честь бури что есть мочи.Стучит, гремит, грохочет гром;Как льстец, змеею молнья вьется!В земле от страху сердце бьется!Но слабым ли моим пером…

И т. д.

Тучи прежде времени угасили день; я не виноват, внимательные, добрые мои читатели!

7. «Окончив драку, шум и споры…»

Окончив драку, шум и споры,Все тучи в западные горыУшли. Природа в тишине.Уж на восточной сторонеРумянец заиграл Авроры;И Феб, оставя сладкий сон,Зевнул, супруге скорчил маску,Надел плащ огненный, взял связкуЛучей, сел в пышный фаэтонИ на лазурный небосклонПустился шагом. Пусть он едет…

Однако, я думаю, как скучно ему ездить всякий день по одной и той же дороге. Вообразите, что эта история продолжается с лишком 7 тысяч лет, не говоря о безначальности и бесконечности.

8. ЭСКАНДЕР

Дитя мое, мысль моя! кто тебя создал? не я ли? но часто ты мне непослушна, и дерзость твою я могу наказать лишь своею печалью!


Пределом сковать можно воздух, и воды, и свет; но тебя ни границы, ни цепи свободы лишить не возмогут, и тяжесть не сдавит!


Тебе так доступны пространство, и место, и время… Как часто желаю я сбросить всю тяжесть земную, чтоб вольно лететь за тобою, от мира до мира, от бездны до неба, от века до века, от смерти безмолвной до сладостной жизни, от слез до восторгов любви бесконечной!


С гранитной душою родился Эскандер; но чей он потомок — преданья не молвят.

Они его встретили юношей гордым, готовым и мыслить высоко и чувствовать сильно.

Приемыш Филиппа не видел отца своего в числе смертных; он в людях рабов своих видел;

Но гордое сердце родную любовь знать хотело — и и́збрал отцом он владельца Олимпа!

* * *

Седая скала над пучиной склонилась, как старец над гробом. На ней восседает Эскандер.

На запад высокие тянутся горы, как путь, восходящий на небо.

И море шумит: Эритрейские волны рядами несутся, и снова всю землю хотят покорить Океану;

Но скалы гранитною грудью набеги валов отражают.


* * *

Задумчив, глядит он на даль и на море; как будто впервые он видит и прелесть и мрачность природы…

Но в тех ли очах любопытство, для коих нет дивного в мире, которым давно всё знакомо?


* * *

«Чего я желаю? — сказал он. — Кого же ищу я на суше и море?

Аммона я видел… В устах чудотворного Нила мой памятник вечный… Мой след не засыпать пескам аравийским… Священные Гангеса волны дружину мою напоили!..

Пределы ли мира мне нужны? Себя ли хочу я поставить повсюду пределом?..

Иран и Индийские царства моею окованы волей; четыре пространные моря в границах победы и власти!

Я гордость сломил возносившихся слишком высоко, эфиром дышать не способных.

Цари предо мной — как пред небом титаны!

Ищу ль я покоя? — покой мне несносен: он тяжесть, гнетущая к недру земному!

Богатства я презрел; блестящие камни и злато — не солнце, не звезды!

Солнце и звезды я со́рвал бы с неба, чтоб видеть их тайны и светлое море, откуда лучи истекают!

Я понял и пищу страстей, и жаждущих чувств упоенье;

Я видел, как явное горе завидует скрытой печали,

И презрел я смертных!

В шатре раздаются звуки песни.

Веселые песни невольниц мне вечно, как вопли, несносны!

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология поэзии

Песни Первой французской революции
Песни Первой французской революции

(Из вступительной статьи А. Ольшевского) Подводя итоги, мы имеем право сказать, что певцы революции по мере своих сил выполнили социальный заказ, который выдвинула перед ними эта бурная и красочная эпоха. Они оставили в наследство грядущим поколениям богатейший материал — документы эпохи, — материал, полностью не использованный и до настоящего времени. По песням революции мы теперь можем почти день за днем нащупать биение революционного пульса эпохи, выявить наиболее яркие моменты революционной борьбы, узнать радости и горести, надежды и упования не только отдельных лиц, но и партий и классов. Мы, переживающие величайшую в мире революцию, можем правильнее кого бы то ни было оценить и понять всех этих «санкюлотов на жизнь и смерть», которые изливали свои чувства восторга перед «святой свободой», грозили «кровавым тиранам», шли с песнями в бой против «приспешников королей» или водили хороводы вокруг «древа свободы». Мы не станем смеяться над их красными колпаками, над их чрезмерной любовью к именам римских и греческих героев, над их часто наивным энтузиазмом. Мы понимаем их чувства, мы умеем разобраться в том, какие побуждения заставляли голодных, оборванных и босых санкюлотов сражаться с войсками чуть ли не всей монархической Европы и обращать их в бегство под звуки Марсельезы. То было героическое время, и песни этой эпохи как нельзя лучше характеризуют ее пафос, ее непреклонную веру в победу, ее жертвенный энтузиазм и ее классовые противоречия.

Антология

Поэзия

Похожие книги

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия