Поговорим о смерти за ужином. Как принять неизбежное и начать жить

Чжун задумался, что он может сделать, чтобы люди как можно дольше не теряли друг друга, чтобы провели вместе куда больше времени, не только проживая свою жизнь, но и углубляя связи с другими.

Цель Чжуна – улучшить то, что он назвал «гомеостатической способностью». Чтобы описать этот процесс, он провел аналогию с игрушками-неваляшками: когда мы молоды, наше тело прекрасно восстанавливается самостоятельно. Старение – это потеря гомеостатической способности к восстановлению, присущей нашему организму. Что если этот процесс можно приостановить или даже обратить вспять? Представьте, что пятидесятилетний мужчина не чувствует хруста в коленях, когда бежит. Да, он может ощутить легкую скованность и дискомфорт, но затем организм его быстро восстановится. И не вследствие уколов кортизона, а потому что его тело возвращается в «базовое» состояние, точь-в-точь как неваляшка.

«Мы говорим о том, чтобы вернуть организму функции, которые он утратил, – пояснил Чжун. – К тому же это означает меньше трат на здравоохранение и помогает людям намного дольше оставаться здоровыми. То есть мы подразумеваем радикальные перемены в нынешней системе».

Чжун считал, что все мы гарантированно умрем, но не от старости, а от болезней, которые наступят раньше. Он называл их «пращами и стрелами жизни» (имеются в виду инфекции и травмы).

Его работа – это не рыцарское желание бросить вызов смерти, но стремление улучшить качество нашей жизни на функциональном уровне, чтобы время, которое люди проводят вместе, не было омрачено постоянным увяданием. Поэтому

сегодня величайшие усилия по достижению бессмертия есть попытка не столько победить смерть, сколько обуздать жизнь.

«Летом накануне смерти отца Кимберли, – вспоминал Чжун, – мы всей семьей сидели у костра на берегу реки Коннектикут. Я хорошо помню тот момент. Дети еще не выросли, родители были с нами. И я тогда подумал, что сейчас самое лучшее время моей жизни. Мне было за сорок. Говорят, что в эти годы должен начаться кризис среднего возраста. Но мои дети, которых я любил больше всего на свете – со мной, любящие меня люди – рядом, бабушки и дедушки еще не покинули нас. Что за прекрасный период жизни – средний возраст! Я думал, что никогда уже не будет так хорошо, как сейчас».

Во многом Чжуна интересовал вопрос «как именно этого достичь», то есть практическое воплощение, но существуют и серьезные дискуссии на тему «должны ли мы» пытаться победить старение.

Лесли Хейзлтон, семидесяти одного года от роду, говорила со сцены TED: «Сознаем мы то или нет, но бесконечная жизнь стала бы плоским, невыразительным существованием, день за днем, буквально до скончания веков. Бессмертие лишило бы нас возможности жить, принесло бы скуку и отсутствие смысла, а это признаки хронической депрессии. Так что последнее, чего я бы хотела, – никогда не умирать». Аудитория попала под ее элегантное, а порой и жестокое обаяние Лесли. Ее речь возникла как ответ на беседу за коктейлем со сторонником движения «Конец старению». Очевидно, он не совсем представлял, с кем разговаривает.

В течение пятидесяти лет Лесли занималась вопросами бессмертия, загробной жизни, веры, религии – самыми серьезными вопросами, с которыми мы сталкиваемся. Она обладала умом, сравнимым по остроте с ножом хирурга, и чувством слова, напоминающим стиль Грэма Грина и Вирджинии Вульф. «Он был вдвое моложе меня, – говорила Лесли о своем собеседнике, – и, поскольку я, очевидно, куда ближе к смерти, он ошибочно предположил, что эта перспектива должна ужасать меня. Он был шокирован тем, что я не боюсь умирать, и, кажется, решил, будто дело в том, что я совершила по жизни какие-то серьезные ошибки».

В том разговоре она спросила своего молодого собеседника: «Что плохого в смерти?»

Этот вопрос шокирует простотой и ошеломляет абсолютной ясностью. Он ставит под сомнение все, что мы принимаем как должное: ночь темна, а смерть – это плохо. Но, возможно, смерть есть дар или, по крайней мере, определяющая человеческая черта. Лесли настаивала: «Нам нужны концовки, потому что самое основное окончание заложено в нас самих. То, что я смертна не отрицает смысла, а создает его.

Важно не то, как долго я живу, а как именно я живу.

И я намерена жить замечательно вплоть до самого конца. Все мы смертные существа в бессмертной Вселенной».

Нил де Грасс Тайсон, популярный писатель и астрофизик, в знаменитом интервью Ларри Кингу говорил, что именно осознание ограниченности времени побуждает его действовать. Понимание, что однажды он умрет, заставляло его фокусироваться на жизни. Важно совершить что-то, сказать кому-то, что любишь, именно сейчас, а не позже. Если мы живем вечно, зачем вообще вставать с постели по утрам? Ведь в этом случае всегда есть завтрашний день. Такой жизни Грасс не хотел.