Когда он приблизился к колхозным мастерским, трактористы, механики спешно попрятали в ящики разводные ключи, подшипники, запальные свечи… Независимо сунув руки в карманы курточки, Пашка бочком-бочком подобрался поближе к тракторам. При виде раскрытых для ремонта моторов его глаза жадно вспыхнули, и, не обращая внимания на угрозы тракториста Николая Спиридоновича, он вместе с механиком полез в мотор.
— Это почему же в школе только до обеда учатся? — сердито пробасил Николай Спиридонович. Округлый, седой, он даже с заведующим мастерскими разговаривал как-то свысока, а мальчишки его побаивались. Но Пашку его голос не спугнул, и это еще больше рассердило Николая Спиридоновича.
— Если в шестом классе больше шести уроков делать нельзя, то надо отдельных друзей дома на цепь привязывать, — глядя на Пашку, сурово заметил тракторист.
— Чего ты, дядя Коля, все на шестые да на шестые серчаешь? — весело спросил Пашка. — В школе еще первые и десятые есть.
— Первые свое место знают. Не в свои дела не суются. Десятые уже по танцам ходят. Они до вечера спят, а ночь на танцульках да на свиданках проводят. А вот ты, шестой класс, каждый день сюда приходишь и после тебя что-нибудь пропадает или что-нибудь ломается. А ну, пошел отсюда! — Николай Спиридонович притронулся руками к ремню, словно снять его собирался.
Пашка предусмотрительно зашел за трактор.
— Пашка, у меня вчера подшипник пропал! — подал голос комбайнер Витя Мании.
— Какой? — вздрогнул Пашка.
— А ты чего… их вчера десяток спер? — довольный тем, что ему так легко удалось разыграть мальчишку, рассмеялся Витя, вытирая руки куском синей ветоши.
— Все-то ты!.. — укоризненно заметил Пашка, подошел к комбайну Манина, рукой потрогал трубки лежавшего на верстаке маслопровода и шепотом спросил:
— Может, помочь чего, а?
— Давай-давай, гуляй! — зашумел Витя. — После тебя комбайн не соберешь… Куда руки запустил? Мотай домой, уроки учи.
— Выучены, — не обиделся Пашка.
— Иди домой, воды наноси, дров наколи. Чего ты здесь ошиваешься? — сказал Николай Спиридонович.
— Вода принесена. Дрова наколоты, — тихо ответил Пашка.
— Во черт!.. — досадливо прищелкнул языком Николай Спиридонович. — Больше и послать тебя некуда. Ну чего ты здесь такого нашел?.. Кстати, у вас в школе есть свой трактор. Шел бы и ремонтировал его.
— На него только с восьмого класса пускают.
— С восьмого… — передразнивая Пашку, протянул Витя Манин. — А тут, думаешь, раньше тебя пустят? Тут тебе не школа, понимать должен.
— Понимаю, а все равно охота, — чистосердечно признался Пашка.
— С тобой говорить, что воду в ступе толочь, — проворчал Николай Спиридонович. — Стой и гляди, а к машинам не подходи, понял?
— Понял, — грустно ответил Пашка.
Конечно, он иногда прихватывал с собой то подшипник, то пружинку от карбюратора. Старался брать уже сработавшиеся детали, но попадали в его карманы и новые запчасти. Пашка дома подолгу рассматривал их, мысленно ставил в мотор и представлял, как они в нем работают. Ему иногда было достаточно взять болтик от комбайна «Нива», совсем невзрачный, который вполне мог и на детском трехколесном велосипеде стоять, зажать его в кулаке, закрыть глаза — и уже слышал Пашка ровный рокот скоростного комбайна «Нива». А стоило немного наклонить голову набок — и Пашка уже покачивался в комбайнерском кресле и перед ним, покуда глаз хватало, расстилалось шумящее поле пшеницы. Лопасти жатки мерно захватывали стебли пшеницы, и те, огрузшие от тяжелых колосьев, легко подламывались; шурша, сыпалось в бункер желтое, отборное зерно.
Но так мечталось Пашке только дома, когда рядом никого не было. А когда он стоял у комбайнов и тракторов, то боялся даже закрыть глаза, чтобы не пропустить что-нибудь интересное.
Витя Манин прочищал маслопровод, и Пашке хотелось до тонкости разобраться, как он работает. Николай Спиридонович разобрал пускач от своего «кировца», а пускач — это маленький отдельный моторчик, который заводится первым и запускает мотор трактора. Так разве можно тут стоять с закрытыми глазами?
Пашка ежился, тянул шею; на его лице была такая боль, что Николай Спиридонович поморщился, словно у него заныли зубы.
— Пашка, чертенок, — крикнул он, — да не смотри так, а то у меня аж мурашки по спине бегают! Иди домой, сегодня тебе тут делать нечего.
— Я еще минутку посмотрю и пойду, — умоляюще сказал Пашка.
— Ты вон на Витьку Манина смотри, на Витьку, — рассердился Николай Спиридонович, — а то, когда на меня смотришь, я работать не могу.
— Ишь, чего надумал, Спиридоныч! — взъелся Витя. — Я уже четвертый день с этим маслопроводом вожусь. Хочешь, чтобы я до морковкиного заговенья с ним просидел.
— Меньше у тебя все одно не получится. И дело тут не в Пашке, а в тебе. Все спешишь, все спешишь, а надо по уму делать. Тебе же охота и по уткам стрельнуть, и по девкам, и дело сделать. За это жизнь тебя все — по ушам да по ушам. — Николай Спиридонович отложил в сторону разводной ключ и выглянул из-за мотора, видимо, по лицу Манина хотел прочитать, попали его слова в цель или нет.