Поющие в терновнике

The narrow eastern boundary was formed by the Barwon River, which was what the locals called this northern course of the Darling River, a great muddy thousand-mile stream that finally joined the Murray River and surged out into the southern ocean fifteen hundred miles away in South Australia.	К востоку владения Мэри Карсон сужаются клином, и границей им служит Баруон - так местные жители называют реку Дарлинг в северном ее течении, - этот огромный мутный поток тянется на тысячу миль и под конец сливается с Мурреем и впадает в Индийский океан за полторы тысячи миль, на самом юге Австралии.
Gillan Creek, which ran in the gully beside the head stockman's house, merged into the Barwon two miles beyond the Home Paddock.	Джиленкрик, речка в ущелье возле теперешнего жилища Клири, впадает в Баруон за две мили от Главной усадьбы.
Paddy and the boys loved it.	Падрику и мальчикам сразу полюбились новые места.
Sometimes they spent days on end in the saddle, miles away from the homestead; camping at night under a sky so vast and filled with stars it seemed they were a part of God.	Случалось, они целые дни проводили в седле, за много миль от дома, и ночевали под открытым небом, таким глубоким, таким звездным, что под ним словно и сам приобщаешься к богу.
The grey-brown land swarmed with life.	На бурой, непривычного цвета земле кишмя кишит жизнь.
Kangaroos in flocks of thousands streamed leaping through the trees, taking fences in their stride, utterly lovely in their grace and freedom and numbers; emus built their nests in the middle of the grassy plain and stalked like giants about their territorial boundaries, taking fright at anything strange and running fleeter than horses away from their dark-green, football-sized eggs; termites built rusty towers like miniature skyscrapers; huge ants with a savage bite poured in rivers down mounded holes in the ground.	Меж деревьями проносятся огромными прыжками тысячные стада кенгуру, шутя перемахивают через изгороди, и нельзя налюбоваться ими, такими легкими в движениях, такими свободными; на равнинах, в высокой траве, гнездятся эму - шагают, точно гиганты часовые, вокруг своих жилищ, но пугаются всего непривычного и убегают быстрей любого коня прочь от своих темно-зеленых яиц величиною с футбольный мяч; термиты возводят башни цвета ржавчины, подобные крохотным небоскребам; свирепые кусачие муравьи-великаны темными потоками вливаются в похожие на кратеры отверстия в почве.
The bird life was so rich and varied there seemed no end to new kinds, and they lived not in ones and twos but in thousands upon thousands: tiny green-and-yellow parakeets Fee used to call lovebirds, but which the locals called budgerigars; scarlet-and-blue smallish parrots called rosellas; big pale-grey parrots with brilliant purplish-pink breasts, underwings and heads, called galahs; and the great pure white birds with cheeky yellow combs called sulphur-crested cockatoos.	А птицам всех видов и пород и вовсе нет числа, и живут они не поодиночке и не парами, но многотысячными стаями: крохотные желто-зеленые попугайчики (Фиа называет их неразлучниками), и небольшие ярко-красные с голубым, и крупные светло-серые попугаи гала с яркой лилово-розовой грудью и такой же головой и под крыльями, и огромные какаду, белоснежные, с вызывающим ярко-желтым хохолком.
Exquisite tiny finches whirred and wheeled, so did sparrows and starlings, and the strong brown kingfishers called kookaburras laughed and chuckled gleefully or dived for snakes, their favorite food.	Порхают и кружат в воздухе крохотные прелестные зяблики, и воробьи, и скворцы, хохочут и весело хихикают крепкие коричневые зимородки-кукабурра и с разлету подхватывают с земли змей - свое излюбленное лакомство.