Поющие в терновнике

She had seemed to Frank so beautiful and so haughty that no man could gainsay her, even a priest, yet Father Ralph had wantonly set out to shatter her faith in herself, in that heady femininity she wielded like a weapon.	Такая красавица и такая гордая, кажется, ни один мужчина перед ней не устоит, даже и священник, а вот отец Ральф безжалостно сокрушил ее веру в себя, в силу дерзкой женственности, которая служила ей оружием.
As if the priest hated her and what she stood for, Frank thought, the world of women, an exquisite mystery he had never had the opportunity to plumb.	Как будто он, священник, ненавидит ее и все, что она олицетворяет, этот женский мир, утонченный и таинственный, куда Фрэнку еще не случилось проникнуть.
Smarting from his mother's words, he had wanted Miss Carmichael to notice him, the oldest son of Mary Carson's heir, but she had not so much as deigned to admit he existed.	Уязвленный словами матери, он очень хотел, чтобы мисс Кармайкл его заметила: как-никак, он старший сын наследника Мэри Карсон, а она даже не удостоила его взглядом, будто его и нет вовсе.
All her attention had been focused on the priest, a being sexless and emasculated.	Она была поглощена этим попом, а ведь он существо бесполое.
Even if he was tall, dark and handsome.	Хоть и высокий, и смуглый, и красавец, а все равно не мужчина.
"Don't worry, she'll be back for more of the same," said Father Ralph cynically.	- Не беспокойтесь, она так просто не угомонится,- язвительно усмехнулся отец Ральф.
"She's rich, so next Sunday she'll very ostentatiously put a ten-pound note in the plate."	- Она ведь богата и в ближайшее воскресенье всем напоказ пожертвует церкви десять фунтов.
He laughed at Frank's expression.	- Он засмеялся, глядя на изумленное лицо Фрэнка.
"I'm not so much older than you, my son, but in spite of my calling I'm a very worldly fellow.	- Я не намного старше вас, сын мой, но хоть я и священник, а человек очень даже практический.
Don't hold it against me; just put it down to experience."	Не ставьте это мне в укор; просто я много в жизни повидал.
They had left the riding ring behind and entered the amusement part of the grounds.	Ипподром остался позади, они вышли на площадь, отведенную для всевозможных увеселений.
To Meggie and Frank alike it was enchantment.	И Фрэнк и Мэгги вступили сюда, как в волшебную страну.
Father Ralph had given Meggie five whole shillings, and Frank had his five pounds; to own the price of admission to all those enticing booths was wonderful.	Отец Ральф дал Мэгги целых пять шиллингов, у Фрэнка - пять фунтов; какое счастье, когда можешь заплатить за вход в любой заманчивый балаган.
Crowds thronged the area, children running everywhere, gazing wide-eyed at the luridly and somewhat inexpertly painted legends fronting tattered tents: The Fattest Lady in the World; Princess Houri the Snake Dancer (See Her Fan the Flames of a Cobra's Rage!); The India Rubber Man; Goliath the World's Strongest Man; Thetis the Mermaid.	Народу полным-полно, всюду снует детвора, круглыми глазами глядит на завлекательные, подчас довольно неуклюже намалеванные надписи над входом в потрепанные парусиновые шатры: "Самая толстая женщина в мире"; "Принцесса-Гурия, Танец со змеями (спешите видеть, она разжигает ярость Кобры!)"; "Человек без костей из Индии"; "Голиаф, Величайший Силач на Земле"; "Русалка Фетида, Морская Дева".