Поющие в терновнике

Inside the dim hall, with its marble tiles and great brass-railed staircase, he paused until Minnie gave him a nod before entering the drawing room.	В просторной полутемной прихожей, где пол выложен был мраморной плиткой и поблескивали медные перила широкой лестницы, отец Ральф помедлил, пока Минни не кивнула ему, давая знак пройти в гостиную.
Mary Carson was sitting in her wing chair by an open window which extended fifteen feet from floor to ceiling, apparently indifferent to the cold air flooding in.	Мэри Карсон сидела в кресле, у высокого, во все пятнадцать футов от полу до потолка, раскрытого окна и, видимо, не замечала вливающегося с улицы холода.
Her shock of red hair was almost as bright as it had been in her youth; though the coarse freckled skin had picked up additional splotches from age, for a woman of sixty-five she had few wrinkles, rather a fine network of tiny diamond-shaped cushions like a quilted bed-spread.	Густые волосы ее оставались почти такими же ярко-рыжими, как в молодости; на огрубелой веснушчатой коже проступили еще и коричневые пятна - печать старости, но морщин для шестидесяти пяти лет было немного - так, легкая тонкая сетка, словно на пуховом стеганом одеяле.
The only clues to her intractable nature lay in the two deep fissures which ran one on either side of her Roman nose, to end pulling down the corners of her mouth, and in the stony look of the pale-blue eyes.	Неукротимый нрав этой женщины угадывался разве только по глубоким резким складкам, идущим от крыльев прямого римского носа к углам рта, да по холодному взгляду бледно-голубых глаз.
Father Ralph crossed the Aubusson carpet silently and kissed her hands; the gesture sat well on a man as tall and graceful as he was, especially since he wore a plain black soutane which gave him something of a courtly air.	Отец Ральф прошел по дорогому французскому ковру и молча поцеловал руки хозяйки; при своем высоком росте и непринужденности движений он это проделал с большим изяществом, да еще строгая черная сутана придавала всему его облику особую изысканность.
Her expressionless eyes suddenly coy and sparkling, Mary Carson almost simpered.	Невыразительные глаза Мэри Карсон вдруг блеснули смущением, она едва сдержала жеманную улыбку.
"Will you have tea, Father?" she asked.	- Выпьете чаю, отец Ральф?
"It depends on whether you wish to hear Mass," he said, sitting down in the chair facing hers and crossing his legs, the soutane riding up sufficiently to show that under it he wore breeches and knee-high boots, a concession to the locale of his parish.	- Это зависит от того, хотите ли вы прослушать мессу, - сказал он, сел напротив нее, закинул ногу на ногу, так что под сутаной стали видны брюки для верховой езды и сапоги до колен; в этих краях приходскому священнику иначе одеваться трудно.
"I've brought you Communion, but if you'd like to hear Mass I can be ready to say it in a very few minutes.	- Я приехал исповедать вас и причастить, но если хотите прослушать мессу, через несколько минут буду готов начать.
I don't mind continuing my fast a little longer."	Я вполне могу попоститься еще немного.
"You're too good to me, Father," she said smugly, knowing perfectly well that he, along with everybody else, did homage not to her but to her money.	- Вы чересчур добры ко мне, святой отец, -самодовольно заявила Мэри Карсон, превосходно понимая, что и он, как все прочие, относится столь почтительно не к ней самой, но к ее деньгам.
"Please have tea," she went on.	- Пожалуйста, выпейте чаю, - продолжала она.
"I'm quite happy with Communion."	- С меня вполне достаточно исповедоваться и получить отпущение грехов.