Пока без названия

Спустя сутки его обнимали две пары рук вдвое сильней, чем однажды здесь же при прощании, а выбравшийся из заточения в машине Хаф лизал лицо Анри с таким неистовым рвением, что заставил того расхохотаться на всю округу. Это прорвало плотину, и он вдруг почувствовал в себе желание рассказать родителям обо всем, что он узнал за эти несколько месяцев. И впервые – впервые за все эти годы, Анри проговорил с родителями весь вечер, которые не веря своим ушам, слушали и слушали его, запечатлевая этот момент в своей памяти насовсем. Джоан не могла поверить, когда Анри дал ей один из журналов, сказав что внутри его собственная статья. С тех пор она собирала все, чтобы не пропустить не одну, и чрезвычайно гордилась этой коллекцией.

К вечеру Анри внезапно понял, что его ресурсы истощились. Его внезапная откровенность изумила его самого, но он уже не в силах был анализировать эти внезапные всплески, которые сами пожелали быть высказанными. Поэтому, почувствовав, что сил практически больше ни на что не остаётся, просто отправился к себе. Подниматься по такой знакомой скрипящей четвертой ступенькой лестнице казалось необъяснимо странным и в то же время таким волшебным. Он отворил дверь и заглянут в комнату. Казалось, Джоан и Эдвин не изменили ни одной вещи в его комнате, только лишь было заметно, как Джоан заботилась о чистоте, но пространство, созданное Анри, оставалось нетронутым. Слабо веря в происходящее, Анри упал на свою кровать, и позвав пса, немедленно провалился в сон. Хаф традиционно сложил на него все четыре лапы и голову, и, повиляв в темноте хвостом несколько минут от внезапного счастья, заснул тоже.

За ночь Анри не видел ни одного сна, и спустившись лишь к обеду, снова был тем же самым Анри, только заметно повзрослевшим в глазах родителей. Словоохотливость, которая лилась из него вчера, исчезла, уступив место привычной им всем молчаливой

сдержанности. Анри вернулся к прежней стратегии, но мысленно то и дело возвращался к эпизоду вчера, какого сам от себя никак не ожидал. Сегодня они все вместе планировали навестить всех родственниками со стороны Эдвина, которые очень хотели увидеть его и послушать о том, как Анри провел полгода, и он догадывался, что там его будут встречать словно героя, и накапливал внутренние ресурсы. Вечер удался, Анри делился кое чем особенным из изученного, умело выбирая в какую сторону повести разговор, который сам же только задавал направляющими фразами, а в остальное время только наслаждался спокойствием и вернувшимся на эти короткие дни ощущение хоть уже и какого-то детского, но домашнего атмосферного пространства.

Остальные пять дней пролетели как пять минут. Никто из них не успел оглянуться, как Анри снова отправился в дорогу, и в одном из домов снова взяли терпеливую паузу ожидания. Самолет нес Анри в заснеженный город, где в маленькой комнатке вот-вот загорится свет, и продолжится первый не ни что не похожий взрослый год этого вполне в чем-то взрослого молодого человека.

Неделя, проведенная дома, очень приободрила Анри. Он чувствовал себя так, словно принял освежающий душ, чем на самом деле был такой знакомый с детства пыльный, щекочущий, и теплый воздух родных мест. Анри вернулся в привычную учебную колею, попеременно появляясь, как и прежде в здании университета, столовой, библиотеке, редакции журнала и своей комнате. И всегда, по воскресеньям, если было не слишком холодно для долгих прогулок, он бывал на своем любимом лугу, теперь полностью засыпанном белым чистым снегом, прохаживаясь вокруг деревьев и протаптывая новые тропинки в его спокойном покрытии. Как-то ему в голову пришла идея приносить с собой маленький стул, и усаживаться прямо под любимым деревом, прикоснувшись спиной с его стволу, который неизменно изобиловал чувством абсолютной спокойствия. Летом места под деревьями часто были заняты такими же любителями понежиться в их тени и заботе, которую представляли его могучие ветви. Сейчас же, в январе, как по волшебству окрашенном медленно идущим снегом с крупными хлопьями, его любимое место было не тронуто ничьим посторонним интересом, и под которым он с наслаждением усаживался с блокнотами и книгой, сэндвичем в свертке, и, казалось, мог сидеть так пока мороз не начинал намекать ему о том, что на сегодня хватит.

Однажды, в один из таких выходных, Анри привычно устроился под сенью и какое-то время оглядывал окружавшую его местность, которая понемногу становилась все больше похожим на его пусть и временный, но все-таки тоже дом. Кампус еще спал, и утомленные субботними развлечениями студенты даже не начали приходить в себя, а кое-кто только нетвердо возвращался домой, стараясь сохранить привычный невозмутимый вид. Анри улыбался, в очередной раз отмечая отсутствие в себе желания присоединяться к подобным действиям. Он вынул тетрадь и ручку, и принялся стихийно заполнять пустые строки. Руки в перчатках пока не чувствовали холода, и резво исполняли мысленные намерения, опережавшие друг друга.