Пока без названия

Университет Анри также полюбил, но полюбил не сразу, только когда уже перестал слишком обращать на себя внимание всех вокруг. Он раз за разом убеждался, что выбрал интересное на данном срезе для себя направление, хотя не исключал возможности впоследствии направить свои желания иными путями. Почтенных профессоров, звенящих проседью в висках, сменяли молодые энергичные лекторы, и эти различия в образе мысли, подаче, лексике и самом материале, которые вливался в головы слушателей, представлялся Анри идеальным синтезом всего, что он мог желать.

Его изначально отметили как студента из «отдельной категории», за которым и в преподавательской среде приглядывали чуть пристальней. Он понимал, что это неизбежно, ведь пятнадцатилетних студентов на потоке больше не было, и меньше всего администрация кампуса и самого университета хотела, чтобы принятого на особых условиях подростка поймали с чем-то неположенным на одном из молодёжных сборищ. Но уже в первые полгода всем невидимым взорам стало понятно, что Анри вряд ли позволит себе совершить что-то подобное, и напряжённый взгляд со стороны сменился скорее безмерно заинтригованным необычностью их нового ученика.

Первые годы учебы запомнились Анри глубинным погружением в укоренённый здесь уже не один десяток лет учебный поток, величественный и полноводный, как он описывал его. Он чувствовал, что влился в него абсолютно и благополучно следовал его направлению. Его оценки были стабильно высокими, его работы неизменно привлекали внимание и похвалы. Начиная с того самого первого большого эссе, которое он тайком направил мистеру Майерсу, все остальные, которые он писал по долгу учебы, неизменно восхищали его преподавателей свежестью взгляда и новизной, так легко контрастирующей с традициями, при этом не принижавшие их, а просто выясняющие новые грани уже познанного, казалось бы, на сотни тысяч раз. Это послужило причиной того, что однажды один из его профессоров пригласил Анри к себе.

– 

Я читал многое из того, что ты пишешь, Анри, – сказал он ему, – и у меня есть предложение для тебя. Я , как ты может слышал, являюсь совладельцем журнала об образовании и психологии, ты конечно знаешь о нем, и считаю, что именно такого автора нам не хватает. Совершенно особенного, гениального в своей широте понимания мира, при этом поразительно то, что ты вполовину младше всех тех, кто в основном пишет статьи. Я не могу упустить тебя.

– Да? – Анри почувствовал живой отклик.

– 

Ты можешь спросить о позиции стажера, вот адрес и телефон. Думаю, ты сможешь обогатить издание, внеся в него что-то свое, и кое-что зарабатывать на этом, – закончил тот, передавая Анри листок бумаги.

Анри радостно кивнул. Писать в журнал, название которого его уже окрылило тем, что он и сам любил его, было чрезвычайно привлекательной идеей. Он тут же направился в офис издания, откуда вышел спустя полтора часа с первым заданием. Сотрудничество, начавшееся в тот день, сложилось настолько удачно, что Анри не переставал быть одним из постоянным авторов данного журнала практически на протяжении всего

времени, что был студентом. Позже условия несколько изменялись в его пользу, но теперь у Анри была первая в его жизни деятельность, отвечающая его желаниям легкости и приятного времяпрепровождения в абсолютной полноте. Он давал себе все больше и больше выразиться через слова, страсть к которым испытывал неизменно всю свою жизнь, и приятным побочным явлением этого было то, что на его отдельный счет перечислялись определённые деньги, которые он не собирался тратить, дожидаясь действительно нужного повода. Те средства, которые ему давали родители, вполне устраивали его, поскольку Анри не тратился совершенно ни на что, кроме основных нужд студента, таких как еда, учебные принадлежности и необходимые мелочи.

Развертывание широты его внутренней картины мира, как отмечал сам Анри, неслось с величайшей скоростью, граней его становилось все больше и больше, и к концу первого семестра, когда студенты дружно покидали аудиторию после итоговых зачетных мероприятий, Анри ощущал себя совершенно другим, не тем ребенком, который когда-то с колотящимся сердцем сел в свой первый самолет. Находясь по- прежнему здесь, он не мог оценить всю степень того, как много он работал умственно, и как в глубине его затребовал отдыха разумный голосок. Назавтра Анри предстояло лететь на неделю в Аризону. Контраст между зимой и летом впервые широко готовился предстать перед ним, обновив его чувства, окрасив их новым переживанием, новым ощущением слитности всего, и именно в таких противоположных понятиях.