Пока смерть не разлучит нас

— За своей сумкой, — сказала я, но, судя по папиной усмешке, это был неверный ответ.

— Оставь там. Я не хочу спотыкаться о неё, когда буду сюда спускаться. Здесь негде её хранить. Если тебе что-то нужно — просто сходи.

Я снова кивнула. В этом весь мой отец — жестокость ради жестокости. В комнате можно было хранить свои вещи, но нельзя спать.

— Хорошо.

— Здесь должно хватить еды нам на неделю. — Он погладил маму по попе. — Может, поужинаем на балконе?

Мама кивнула, но радость в её голосе шла вразрез с её усталым выражением лица.

— Отличная идея. — Она посмотрела на меня краем глаза, явно прося оставить их наедине. Но папа ещё меня не отпустил, поэтому я металась, пытаясь определить, какое решение было верным.

— Чего ты ждёшь? Найди из чего приготовить нам ужин! — рявкнул отец, прекращая мою внутреннюю борьбу. — Если еды достаточно, можешь и себе сделать.

Не дожидаясь новых слов, я ринулась к лестнице, а потом через гостиную — на кухню. Морозилка была маленькой, но как и сказал папа, полной еды — в основном мяса. Мы даже за месяц бы столько не смогли съесть.

Я вытащила пачку котлет для бургеров. Там были и другие продукты, которые я хотела бы попробовать, но эти были мне, по крайней мере, знакомы. Не то что бы я когда-то готовила стейк или лосося. Бургеры были роскошью в нашем доме, чаще всего мы ужинали сэндвичами с арахисовой пастой, фасолью, пустой вермишелью или разбавленным водой супом. Если я попробовала бы приготовить стейк и испортила его, меня ждало бы ужасное наказание. Нет, пока папа не прикажет иначе, нужно готовить то, что я умею.

Я включила горячую воду, подождала, пока она не станет обжигающей, и положила под неё котлеты. Пока мясо оттаивало, я открыла шкаф и увидела, что там лежал не только хлеб, но и настоящие, те самые

булочки для бургеров.

Я вытащила пачку, чтобы съесть одну просто так, от одной мысли уже текли слюни. Потом я вытащила пачку макарон и зелёный горошек. По моим меркам, нас ждал приличный ужин.

Разумеется, кроме меня его никто и не оценивал.

Пока я готовила, мама с папой поднялись по лестнице и вышли на балкон. Я слышала, как они смеялись и говорили — в основном папа, но мама тоже иногда подавала голос, наверное, когда понимала, что ей это позволят.

Меня забыли, я слилась с фоном их жизни и существовала только для того, чтобы приносить им вещи и готовить еду. Пожалуй, звучит грустно, но меня всё устраивало. Так лучше. Когда меня видно, я могу пострадать. Могу сделать что-то не так.

Пока я оставалась невидимкой, можно было не так сильно бояться.

Когда открылась дверь, мне пришлось сдержаться, чтобы не подпрыгнуть. Его шаги направлялись в мою сторону, но я не обернулась и уставилась вместо этого на шипящее мясо, проводя по нему лопаткой, прекрасный аромат заполнял мои лёгкие.

Отец открыл холодильник, и я глубоко вздохнула. Может, он вообще со мной не заговорит.

— Уже готово?

— П-почти, — сглотнула я.

— Хорошо. Не заставляй меня ждать, — на этом он захлопнул дверцу холодильника, и я услышала, как звякают пивные бутылки, пока папа выходил обратно на балкон.

Я понятия не имела, зачем отец привез нас сюда. Помимо той поездки во Флориду, о которой говорила мама, мы никогда и нигде не отдыхали, и папа не делал чего-то просто так. Я даже никогда не слышала, чтобы он говорил о поездках. Ему надо было сбежать? Он праздновал какое-то событие на работе? У меня кружилась голова от попыток понять, почему мы здесь, и сделать выражение лица достаточно радостным, чтобы казаться благодарной, но не слишком

счастливым.

Несколько дней назад отец пришёл с работы и сказал мне упаковать наши вещи. Он сказал, куда мы едем, только вчера, и даже тогда называл это место «хижиной в горах». Я не знала, поедем ли мы к ближайшим горам или куда-то далеко, и когда мне удалось спросить у мамы, она тоже ничего не знала. Я должна была быть в школе, поэтому гадала, сколько продлится поездка. Но мы не знали. Он не сказал, зачем мы уехали, и, разумеется, мы не могли спрашивать. Мы могли только ждать. Он либо скажет нам сам, либо мы так и не узнаем.

Когда всё было готово, я достала из шкафа три серые керамические тарелки, наложив всем хорошую порцию. Папина была заметно больше, потому что иначе он может что-то об этом сказать. Я не собиралась рисковать. Если есть хоть малейший шанс сохранить спокойствие, я им воспользуюсь.

Я взяла их тарелки и аккуратно понесла через гостиную. Уже у двери я пыталась понять, как открыть её с занятыми руками. Папа смотрел на меня, но не помогал.

Наконец я вернулась на кухню, поставила одну тарелку на стол и вынесла сначала его. Я поставила её на стеклянный стол на балконе.

— Наконец-то, — проворчал он, потянувшись ко мне, чтобы взять с тарелки бургер ещё до того, как я убрала руки. — Не заставляй свою маму ждать. — Он говорил с набитым ртом, с его губ летели кусочки бургера.

Я кивнула и развернулась как можно быстрее, чтобы сбежать. Я вынесла мамину тарелку за считаные секунды, потом принесла свою и села между родителями. Я ела медленно и осторожно, тишина сильно на меня давила.

Почему они не говорят?