Пока ты был со мной

С беременностью своей Анна примирилась и старалась искать положительные моменты в этом. Наконец есть о чем поговорить со своими уже обремененными детьми подругами, можно регулярно обновлять гардероб, не ища псевдовесомых причин. Она даже наслаждалась этим своим особым положением, которое вдруг стала занимать в глазах Филиппа. И ранее он относился к ней с особой любовью и заботой, но теперь стал как-то более трепетен. Она ощущала это каждый день: когда он целовал ее утром перед уходом на работу, целовал нежно, легко прикоснувшись губами к щеке, боясь разбудить, когда он звонил домой несколько раз в день, справляясь о делах, когда он по выходным возил ее по частным докторам, когда он не пропускал ни одного УЗИ, даже в особо занятые рабочими делами дни, поручая встречи и совещания брату. Она ценила это, зная, как он печется о клиентах и старается участвовать во всем в чем можно сам. Она уже начала верить в то, что семья для него окажется на первом месте. Но с легкой горечью вспоминала, что скорее всего после рождения ребенка, он будет наверстывать упущенное с удвоенной силой. Она полюбила его за деятельность, энтузиазм и огонь в глазах, который горел, когда он справлялся с очередным делом. Ей вовсе не хотелось превращать его в домашнее животное, требующее ласки и интересующееся только едой и другими физическими потребностями. И поэтому после рождения сына она порой насильно отправляла его на работу, видя, что Филипп мается дома, чувствуя себя лишним, бесполезным, испытывает чувство вины.

Роды прошли легко, гораздо легче, чем Анна ожидала. Сын будто не хотел доставлять ей лишних хлопот и потому сам прокладывал себе путь в мир. Она была благодарна малышу за это и, впервые почувствовав его тельце на своей груди, постаралась пробудить в себе материнскую любовь. Но пока ощущала только непривычность. Чувство ответственности за чужую жизнь казалось ей каким-то неестественным. Неужели, я теперь всю оставшуюся жизнь не буду принадлежать себе, думала она в минуты кормления. Через несколько дней белый кулек на ее руках отправился домой. Больше всех, как ей показалось, обрадовалась Франс. Она радовалась ребенку как новогоднему подарку и налюбоваться на него не могла.

Анна кормила малыша и если он не успевал заснуть за это время, отдавала Франс. У той были теплые мягкие руки, которые убаюкивали Эда – так назвали сына – в считанные минуты. Спустя неделю Анна начала ревновать сына к Франс и злилась, когда тот, уже успевший привыкнуть к рукам девушки, отказывался засыпать на холодных тонких руках матери. Именно тогда, кода Эд хныкал на ее плече, Анна впервые ощутила себя матерью, и осознала, что как бы хорошо Франс не справлялась с малышом, матерью его всегда будет она, Анна. Она постаралась освободить Франс от заботы о малыше почти полностью, прибегая к ее помощи лишь, когда Эд совершенно отказывался засыпать, есть и капризничал целый день. Наблюдая за спокойными движениями Франс, слушая ее мелодичный убаюкивающий голос, Анна понимала, что в девушке таится талант. Она походила на одну из тех идеальных, мудрых матерей, описанных пером Олкотт и Толстого. И с сожалением Анна понимала, что кому-то этот талант дается свыше, а кому-то придется учиться быть хорошей матерью, если, конечно, хочется учиться. Анна знала, что относится ко второй категории. И стала посвящать сыну всю себя.