И уже тут, за укрытием, торопливо заплела косу. Снова вернулась к дверям — и очень вовремя вернулась, потому что две рабыни, до этого болтавшие у порога, зашагали куда-то по своим делам.
Красава, приняв занятой вид, двинулась следом, бдительно держась в десяти шагах от них. Лицо сделала хмурое — чтобы не пристал кто ненужный.
А сама на ходу размышляла. Сейчас утро. Небо, забранное тучами, уже начало светлеть. Ярл Харальд вот-вот встанет, чтобы заняться своими делами. Не все ж ему с Забавкой тешится, с тварью этой беспутной…
При мысли о сестре лицо у Красавы перекосилось. Ну ничего, я ей еще покажу, подумала она. А пока что нужно решить, где отловить ярла. Куда этот Харальд точно пойдет, как только встанет? Мать говорила, что мужики к утру просыпаются всегда голодными, сколько бы не ели вечером…
Особенно если ночью с девками гулящими тешились, стрельнула следом злая мысль.
Красава сбилась с шага, нахмурилась еще сильней.
Рабыни, за которыми она шла, тем временем вывели ее к середине поместья. Отсюда начинался уклон к обрыву над морем, тянулась посередке вымощенная камнем дорожка — а с правой стороны поднимался тот самый длинный дом, на два ската громадной, выложенной дерном крыши без стен, где чужане позавчера пировали…
И в который ее саму завели вчера вечером, утехой желанной для ярла. Проведя не с того входа, что вел в залу для пиров, а с другого, ведущего к опочивальням. Вот только Забавка-чернавка, змея подколодная, задом повертела и сманила. Костлявым своим задом, уродливым…
И на что только чужанин позарился? Забавка и прежде была ледащая, некрасивая, заморышем смотрелась, хоть и в годах уже немаленьких — девятнадцать гадине, как маменька говорила. На одно лето старше ее самой, Красавы. А уж после дороги по морю в ее сторону и глянуть было страшно — на губах трещины, кожа блеклая, сухая…
Красава скрипнула зубами. Подумала — ничего, еще посчитаемся. А пока что нужно отыскать кухню. И уже оттуда найти ярла.
На ее удачу, рабыни, пройдя мимо главного дома поместья, свернули направо и двинулись к дому поменьше, над одним концом которого вились дымки. Кухня. И пахло оттуда кислыми хлебами…
Внутрь Красава вошла вслед за рабынями. Независимо оглянулась, присела у одной из печей. Пламя гудело за заслонкой, от печного бока несло жаром. Тут уже работали какие-то четыре тетки, по одежде — те же рабыни. Месили тесто, крутили зернодробилку, дробя зерно на кашу…
Те две дурищи, что привели ее сюда, перебросились с работавшими несколькими словами. Потом все шестеро дружно поглядели на Красаву — с любопытством, опаской и сожаленьем.
Глядите, дуры поганые, хоть все глаза проглядите, подумала Красава. Мое дело вам не по уму, мне главное к ярлу пробиться…
Она села попрямее и приготовилась ждать. Благо не гонит никто. А чернавки, что тут работают, лишь поглядывают в ее сторону, но близко не подходят.
Красава сидела и прикидывала — или ярл на кухню заявиться сам, или здесь ему соберут поднос. Одно из двух. Но так как он ярл, то поднос для него соберут на особицу. И еду покидают не как попало, а разложат на серебряном блюде. На пиру перед ярлом и другим чужанином она видела как раз такие…
Две рабыни, что привели ее сюда, тем временем закончили болтать, достали круглые деревянные подносы, похожие на щиты. Покидали туда всякой снеди и ушли.
Не то, решила Красава.
Вернулись две ушедшие тетки быстро, но уже с пустыми подносами. Снова наполнили их съестным и ушли, почти убежали, на этот раз явно торопясь. Красава ждала.
Она угадала удивительно точно — и когда увидела, что рабыни, войдя на кухню, начали доставать с верхних полок серебряные блюда, встала.
Оттолкнула одну из рабынь, уже взявшуюся за поднос с серебром, вцепилась в него сама. Кивнула второй, чтобы шла, указывая дорогу.
Оставшаяся без подноса что-то насмешливо сказала, но мешать не стала.
По двору Красава плыла лебедушкой. Поднос держала пониже — чтоб грудь не заслонять. По дороге попадались одни рабы, без оружия, без браслетов на руках, которые были у воинов. Эти даже глазеть в ее сторону не смели — значит, знали, кому ее подарили. Вот и ладно…
В общую залу, следом за другой рабыней, Красава вошла, потупив глаза. Гул голосов за столами у стен стал громче. Она, ни на кого ни глядя, плыла вперед.
Встала перед столом, перегораживавшим зал поперек, в дальнем конце. И, наклонившись, поставила поднос на столешницу. В последний миг стрельнуло в уме — а смотрит ли? Видит ли?
И только тогда вскинула глаза. Улыбнулась нежно, обещающе…
Чужанин этот, ярл Харальд ихний, был здесь. Посмотрел ей в глаза на короткое мгновенье — и взгляд тут же укатился на грудь. Обтянутую желтым бархатом, который сейчас, при свете факелов, горевших на каменных столбах, отливал темным золотом.
И Красава, улыбнувшись уже победно, выпрямилась.
Смелая, подумал Харальд. Из дома рабского выбралась, уже и сюда добралась…
А Добава на ее месте добралась бы до леса, полетела следом мысль. Или прыгала бы сейчас по расщелинам…