Элли раскинулась на прохладных простынях. Теперь на ней оставалась лишь тоненькая, словно паутинка, ночная сорочка, шелковые чулки и «волшебные» туфельки. Должно быть, все это тоже надо снять? Эта мысль мелькнула в голове и исчезла – все мысли улетучились, едва Демиан выпрямился над кроватью и начал раздеваться сам.
Сюртук и жилет он просто сорвал с себя и бросил на пол. Когда поднял руки, чтобы снять через голову белую льняную рубашку, Элли перекатилась на бок и уставилась на него, как зачарованная. Она не раз размышляла о том, насколько близки к реальности статуи греческих богов – и приходила к выводу, что древние скульпторы, должно быть, серьезно приукрашивали реальность. Но Демиан легко мог бы служить натурщиком для Фидия или Праксителя: и его мощный торс, и руки, и плечи с тугими, четко очерченными мускулами, и широкая грудь с дорожкой черных волос, уходящих под ремень брюк.
Матрас прогнулся; Демиан сел на кровать и начал стаскивать сапоги. Один сапог, за ним другой со стуком упали на пол. Оставшись в одних брюках, он повернулся к Элли и оперся руками о постель по обе стороны от нее. Взгляды их встретились. На миг воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь треском огня в камине да стуком ее собственного сердца, гулко отдававшимся в ушах. Серо-зеленые глаза Демиана горели пламенем страсти – и еще каким-то чувством, которое Элли не могла определить.
На щеке его дернулся мускул.
– Элли, – хрипло сказал он, – ты еще можешь передумать.
Он предлагает ей выбор. Даже сейчас думает о ее благе – не хочет, чтобы она совершила ошибку, о которой будет жалеть до конца жизни. Элли потянулась к нему, легко коснулась его подбородка.
– Я хочу этого, Демиан. Хочу тебя. Очень!
Еще миг он вглядывался ей в глаза – и, должно быть, то, что там увидел, его удовлетворило. Напряжение на лице сменилось знакомой лукавой улыбкой – улыбкой, обещающей чудеса и приключения. А затем губы их вновь слились в глубоком, страстном поцелуе.
Поддавшись искушению, Элли положила ладони ему на грудь, начала исследовать на ощупь изгибы его тела – сильного, горячего, гладкого в одних местах, в других покрытого курчавыми волосками. Как ей нравилась крепость его мышц, твердость груди, так непохожей на ее собственную – мягкую и нежную! Все чувства Элли ожили и приобрели особую остроту. Никогда прежде она не подозревала, что мужчина может быть так прекрасен на вид и на вкус, что его запах может так будить страсть!
Странно вспомнить, что неделю назад она его еще не знала! Теперь же Демиан казался частью ее самой, продолжением ее собственного тела, словно какая-то необъяснимая сила связала их воедино. И отказаться от него она теперь не могла так же, как не могла остановить ток собственной крови и биение сердца.
Он целовал ее подбородок, шею, грудь под сорочкой; затем спустился ниже и принялся нежно, осторожно снимать с нее туфли и чулки – один за другим. Прикосновения его рук к икрам и бедрам казались Элли какой-то утонченной пыткой. В своей наивности она до сих пор не подозревала, что любить друг друга можно неторопливо, вдумчиво, наслаждаясь каждым мгновением. Ощущения ее были и сладостны, и мучительны; то Элли казалось, что такого наслаждения она просто не выдержит, то страстно хотелось большего. Наконец, когда ноги ее были обнажены, и Демиан сполна воздал им должное – он потянул вверх подол сорочки.
Элли приподнялась, чтобы помочь ему стянуть сорочку через голову. Затем откинулась на подушках, а он неотрывно смотрел на нее, наслаждаясь ее наготой. Ни стыда, ни смущения Элли не ощущала; все происходящее казалось ей абсолютно правильным. В пристальном взгляде Демиана она читала, что прекрасна, желанна, женственна – и никогда доселе не испытывала такого блаженства!
Кончиками пальцев он пробежал по холмам ее грудей, по равнине живота и изгибам бедер.
– Как я рад теперь, что ты носила бесформенные мешки вместо платьев! – проговорил он глубоким хрипловатым голосом. – И ни один мужчина не видел тебя такой, какой сейчас вижу я.
Он смотрел на нее глубоким, проникновенным взором. Грудь часто, бурно вздымалась и опускалась: Элли догадалась, что он держит в узде собственные страсти. Но сейчас она не хотела, чтобы Демиан сдерживался и в чем-то себя ограничивал. Хотела, чтобы он дал волю тому безумию, которое она уже испытала вчера на парапете.
– Люби меня, Демиан! Пожалуйста!
Он все еще был в брюках и, когда Элли потянулась их расстегнуть, отвел ее руки. Из груди его вырвался сдавленный смешок.
– Не торопись. Иначе все слишком быстро закончится!
Он лег рядом с Элли и начал медленно поглаживать ее по плечу, по бедрам, по груди; однако того места, что больше всего жаждало его прикосновений, избегал. Не слишком ли это порочно – желать, чтобы он дотронулся до нее там? Элли хотела об этом попросить, но не могла подобрать слов. Разумеется, такая просьба не подобает леди…