Похищенный. Катриона

И смеялся он не зря, так как теперь он нашел способ достичь цели. Стремясь лишить прошение силы или иметь наготове ответ, он хотел, чтобы я публично появился в роли приближенного к нему человека. Но если я так же публично появлюсь у Катрионы в тюрьме, люди, конечно, все поймут, и правда о побеге Джемса Мора станет очевидной. Таково было затруднительное положение, в которое я его поставил, но он мгновенно нашел выход. Переписка рукописи, от которой я не мог отказаться из простого приличия, задержала меня в Глазго, а за те часы, что я был занят этим, от Катрионы тайно избавились. Мне стыдно писать это о человеке, который осыпал меня столькими милостями. Он относился ко мне с отеческой добротой, а я всегда считал его фальшивым, как треснутый колокол.

ГЛАВА XIX

Мною завладевают дамы

Переписка бумаг была скучным и утомительным занятием, тем более, что речь там, как я сразу же увидел, шла о делах совсем не спешных, и мне было ясно, что это только предлог меня задержать. Едва закончив работу, я вскочил в седло и, не теряя времени, ехал до темноты, а когда меня застигла ночь, остановился в каком-то доме близ Элмонд-Уотер. Еще затемно я снова был в седле, и лавки в Эдинбурге только открывались, когда я с грохотом проскакал по Уэст-Бау и осадил лошадь, от которой валил пар, у дверей дома генерального прокурора. При мне была записка Дойгу, доверенному милорда, от которого, как говорили, у него не было тайн, весьма достойному и простому человеку, толстенькому, самонадеянному и пропахшему табаком. Он уже сидел за конторкой, выпачканной табачной жвачкой, в той самой приемной, где я случайно встретился с Джемсом Мором. Он прочел записку истово, словно главу из Библии.

– Гм, – сказал он. – Вы несколько запоздали, мистер

Бэлфур. Птичка улетела – мы ее выпустили на волю.

– Вы освободили мисс Драммонд? – воскликнул я.

– Ну да, – ответил он. – А зачем нам было ее держать, подумайте сами? Кому охота подымать шум из-за ребенка.

– Где же она? – спросил я.

– Бог ее знает! – сказал Дойг, пожимая плечами.

– Наверное, она пошла домой к леди Аллардайс, – сказал я.

– Очень может статься, – согласился он.

– Так я скорей туда, – сказал я.

– Не хотите ли пожевать чего-нибудь перед дорогой? –

спросил он.

– Нет, не хочу ни пить, ни есть, – сказал я. – Я напился молока в Рато.

– Так, так, – сказал Дойг. – Ну, по крайности оставьте лошадь и пожитки, квартировать ведь, небось, тут будете.

– Ну нет, – сказал я. – В такой день ни за что не пойду на своих двоих.

Дойг выражался очень простонародно, и я вслед за ним тоже заговорил на деревенский манер, право же, гораздо проще, чем я здесь написал; и я чуть не сгорел со стыда, когда чей-то голос у меня за спиной пропел куплет из баллады:

Седлайте, друзья боевые мои,

Коня вороного скорей,

И я полечу на крыльях любви

К красавице милой моей.

Я обернулся и увидел молодую девушку в утреннем платье, которая спрятала руки в рукава, как бы желая этим удержать меня на расстоянии. Но взгляд ее был приветлив, это я почувствовал сразу.

– Позвольте мне выразить вам мое почтение, мисс

Грант, – сказал я, отдавая поклон.

– И мне также, мистер Дэвид, – отозвалась она и низко присела передо мной. – Я хочу напомнить вам старую-престарую поговорку, что месса и мясо никогда не помеха мужчине. Мессу я не могу вам предложить, потому что все мы добрые протестанты. Но съесть кусок мяса я вам настойчиво советую. Я же тем временем, думается, сумею рассказать вам кое-что небезынтересное, ради чего стоит задержаться.

– Мисс Грант, – сказал я, – и без того я у вас в долгу за несколько веселых и, как мне кажется, очень добрых слов на листке бумаги без подписи.

– Без подписи? – переспросила она с очаровательной задумчивостью, словно силилась что-то вспомнить.

– Если это не так, я вдвойне разочарован, – продолжал я. – Но у нас, право, еще будет время поговорить об этом, ведь отец ваш любезно предложил мне пожить некоторое время под одной крышей с вами. Но в данную минуту дурак не просит у вас, ничего, кроме свободы.

– Вы так нелестно отзываетесь о себе, – заметила она.

– Мы с мистером Дойгом рады принять еще более нелестные прозвища, если только их выведет ваше искусное перо, – сказал я.

– Мне снова приходится восхищаться скромностью мужчин, – заметила она. – Но если вы отказываетесь от еды, ступайте немедля. Тем скорей вы вернетесь, ведь дело у вас дурацкое. Ступайте, мистер Дэвид. – И она открыла передо мной дверь.

Вскочив на коня, он воскликнул: «Клянусь, Меня средь лесов и полей

Ничто не удержит, пока не примчусь

К красавице милой моей».

Я не заставил ее повторять разрешение дважды и оценил строки, приведенные ею, уже по дороге в Дин.

Старая леди Аллардайс гуляла по саду одна, в высоком чепце, опираясь на черную, отделанную серебром трость.