– Вот это уже лучше! – заметила мисс Грант. – Но взгляните на меня хорошенько. Разве я не красивее ее?
– Менее всего я стал бы это отрицать, – сказал я. – Вам нет равной во всей Шотландии.
– Вот видите, вы отдаете пальму первенства той, что сейчас рядом с вами, а разговаривать хотите о другой, –
сказала она. – Так вам не угодить женщине, мистер Бэлфур.
– Но, мисс, – возразил я, – кроме красоты, есть ведь и еще кое-что.
– Должна ли я понять из этих слов, что я вам не по вкусу? – спросила она.
– Прошу вас, поймите, что я подобен петуху из басни, который нашел жемчужное зерно, – сказал я. – Передо мной прекрасная драгоценность, и я восхищен ею, но мне куда нужнее одно-единственное настоящее зернышко.
– Браво! – воскликнула она. – Наконец-то я слышу достойные речи и в награду расскажу вам обо всем. В тот самый вечер, когда вы нас покинули, я была в гостях у одной подруги и вернулась домой поздно – там мною восхищаются, а вы можете оставаться при своем мнении, –
и что же я слышу? Какая-то девушка, закутанная в плед, просит позволения со мной поговорить. Горничная сказала, что она ждет уже больше часа и все время что-то бормочет.
Я сразу же вышла к ней. Она встала мне навстречу, и я узнала ее с первого взгляда. «Да ведь это Сероглазка», –
подумала я, но благоразумно удержалась и не произнесла этого вслух. «Вы мисс Грант? Наконец-то, – сказала она, глядя на меня пристально и жалобно. – Да, он был прав, вы красивы, что там ни говори». «Такой уж меня создал бог, дорогая, – отвечала я, – но я буду вам весьма признательна, если вы объясните, что привело вас сюда в столь поздний час». «Леди, – сказала она, – мы родня, у нас обеих в жилах течет кровь сынов Эпина». «Дорогая, – возразила я, – Эпин и его сыны интересуют меня не более, чем прошлогодний снег. А вот слезы на вашем красивом личике – это куда более сильный довод в вашу пользу». При этом я сделала глупость и поцеловала ее, о чем вы, конечно, мечтаете, но, держу пари, некогда на это не осмелитесь. Я говорю, что сделала глупость, так как совсем не знала ее, но то было самое умное, что я могла бы придумать. Она очень стойкая и отважная, но, боюсь, она видела мало доброты в своей жизни, и от этой ласки (которая, сказать правду, была лишь мимолетной) сердце ее раскрылось передо мной. Я никогда не выдам тайны своего пола, мистер Дэви, и не расскажу, как она обвела меня вокруг пальца, потому что она тем же способом обведет и вас. Да, это прекрасная девушка! Она чиста, как горный родник.
– Она чудо! – воскликнул я.
– И вот она поведала мне о своих невзгодах, – продолжала мисс Грант, – рассказала, как она тревожится за отца и как боится за вас, без всякой к тому причины, и в каком трудном положении она оказалась, когда вы уехали.
«Я долго думала и решила, что мы ведь с вами в родстве, –
сказала она, – и мистер Дэвид не зря назвал вас красавицей из красавиц, вот мне и пришло в голову: „Если она такая красавица, значит, она добрая, что там ни говори“. И я пошла прямо сюда». Тут я простила вас, мистер Дэви. Ведь в моем присутствии вы были как на иголках, никогда еще не видела молодого человека, который так жаждал бы избавиться от своих дам, то есть от меня и двух моих сестер.
Но, оказывается, вы все-таки обратили на меня внимание и соизволили высказаться о моей красоте. С того часа можете считать меня своим другом, я стала даже с нежностью думать о латинской грамматике.
– Вы еще успеете вволю пошутить надо мной, – сказал я. – И, кроме того, мне кажется, вы к себе несправедливы.
Мне кажется, это Катриона расположила ко мне ваше сердце. Она слишком простодушна, чтобы понять, как поняли вы, глупую неловкость своего друга.
– Не станем спорить об этом, мистер Дэвид, – сказала она. – У девушек зоркий глаз. И как бы то ни было, она вам верный друг, в этом я могла убедиться. Я отвела ее к своему сиятельному папеньке, и его прокурорство, вдосталь испив кларета, соблаговолил принять нас обеих. «Вот Сероглазка, о которой вам за последние три дня прожужжали уши, –
сказала я. – Она пришла подтвердить нашу правоту, и я повергаю к вашим стопам первую красавицу во всей Англии», – при этом я лицемерно умолчала о себе. Она и впрямь упала перед ним на колени, мне кажется, она двоилась у него в глазах, что, без сомнения, сделало ее просьбу еще более неотразимой, потому что все вы, мужчины, не лучше магометан, рассказала ему о событиях прошлой ночи и о том, как она помешала человеку, посланному ее отцом, следовать за вами, как она тревожится за отца и боится за вас; после этого она стала со слезами молить его, чтобы он спас жизнь вам обоим (хотя ни одному из вас не грозила ни малейшая опасность), и клянусь, я гордилась своим полом, так очаровательно это было сделано, и стыдилась за него, потому что причина была такой пустячной. Уверяю вас, едва услышав ее мольбы, прокурор совершенно протрезвел, так как обнаружил, что юная девушка разгадала его сокровенные помыслы и теперь они стали известны самой своенравной из его дочерей.
Но тут мы обе принялись за него и повели дело в открытую.