Не то что люди здесь не гибли – напротив, к смерти в бою или на охоте, да и просто в походе, здесь были привычными. А вот к казни и тюрьме – нет. Любая сибирская власть понимала – конечно, народишко здесь не сахарный, только ведь другого взять негде. Мало людей. Очень мало. Потому и берегли и лелеяли каждого: умелый мастеровой, оборотистый купец, промышленник мог себе в Сибири позволить больше, чем иной боярин при царском дворе. Да и просто житель чувствовал себя от власти вполне защищенным. Ведь если что не так, собраться в Сибири еще быстрее, чем за Уралом – взял котомку и пошел. Сибирь – она везде Сибирь.
Даже тюрьма в сибирских острогах в тот период была (в отличие от европейских застенков или московских пыточных подвалов) вещью довольно условной. То есть, на ночь заключенных, конечно, запирали. А днем узники беспрепятственно бродили по городу, пили вино с товарищами по несчастью (если были деньги) да костерили власти. У Головина же все было иначе. Казни были не условными, а смертными. Наказывали не батогами через зипун (скорее, массаж, чем наказание), а кнутом спускали кожу. Из темницы не выпускали. И ведь не только бунтовщики оказались в острожной тюрьме.
Младший воевода, Матвей Глебов, видимо, за то, что предлагал столковаться с бунтовщиками, был объявлен изменником и тоже брошен в тюрьму. Оказался там и письменный голова Еналей Бехтияров. Здесь и совсем странная история вышла. Один из царских наказов новому воеводе требовал «
Вообще-то Бехтияров был, как мы бы сегодня сказали, по хозяйственной части – в пути из Москвы до Якутска именно он отвечал за продовольствие, подводы, лошадей. Землепроходцем и воином он, судя по всему, был довольно посредственным. Потому поднявшись до верховьев Олёкмы и захватив «языка», он счел свою миссию выполненной. Искать волоки, новые реки для сплавов и тому подобные премудрости он попросту не умел. Как сообщал плененный тунгусский шаман, китайцев на Амуре нет, шаман их не знает. Зато знает он, что живут там дауры, которые землю пашут, хлеб собирают. Есть у них и пушнина, и железо, и серебро. Живут те дауры в городах. А боя огненного не знают. Узнал это письменный голова и повернул обратно, в Якутск. Только воевода от него, видимо, больше ожидал. Вместо лавров и наград получил Еналей Бехтияров тюремное заключение.
Как писал Головин: «
Впрочем, это оказалось и началом конца воеводства Головина. Слух о его «бесчинствах» долетел до Енисейска и оттуда понесся в столицу.
Воевода же тем временем посылает следующую экспедицию со вторым письменным головой Василием Поярковым. С ним пошло полторы сотни служилых людей, вооруженных огненным боем и даже пушкой. Казалось, что поход сулит сплошные удачи. Но экспедиция Пояркова стала едва ли не катастрофой и для него самого, и для будущего освоения русскими Приамурья. Несмотря на то, что, в отличие от предшественника, он обладал гораздо более серьезным боевым и просто жизненным опытом, смог пройти через волоки и пороги сначала на Зею, а затем и на Амур, последствия его действий были самыми негативными.