Поход за волей. Забытая война на Амуре

Перфильев – личность для начального времени освоения Сибири уникальная и в то же время очень типичная. Он был одним из участников первого похода государевых служилых людей в Мангазею, отбивался от немирных инородцев, строил мангазейскую крепость. Там, видимо, могли пересечься его пути с братьями Хабаровыми. А может быть и позже, когда почти одновременно на Лену через Илим шли Ерофей Хабаров со своими людьми и отряд атамана Перфильева из Енисейского острога. Ходил Перфильев и к бурятам (братам), приводя их под государеву руку, ходил и к даурам. Поскольку, в отличие от Пояркова, был он хорошим дипломатом и психологом, то и вернулся почти без потерь и с прибытком. Получив за свои дела звание сына боярского (первое, низшее дворянское звание) и стрелецкого сотника (капитана), доживал Перфильев свои дни в Братском остроге. Видимо, от него получил Хабаров гораздо более оптимистические сведения о новых землях, проходах к ним.

Не менее колоритной была и фигура енисейского атамана Ивана Галкина. Он не только проведал удобный путь на реку Лену, привел вместе с отрядом Хабарова к русскому подданству якутов, перенес якутский острог на более удобное место – его стараниями было освоено побережье реки Кута, где распахал первые пашни Ерофей Павлов сын. Да и путь в Забайкалье и далее до Шилки и Аргуни проведал именно он. Как всякий успешный первопроходец, умел он не только жечь и карать (без того не обходилось), но и дружить и договариваться.

Много знали знакомцы промышленного человека Хабарова и о местных народах. Только столичным воеводам и их письменным главам эти знания не интересны были. Чего там дикарями интересоваться? А вот Хабаров умел слушать и слышать. Иначе в Сибири не выживали. Образ Хабарова-предпринимателя или Хабарова-воина, как мне кажется, стоит дополнить образом Хабарова-политика - человека, способного выстраивать сложные связи, сети, решать труднейшие задачи. Не случайно дружбу с ним водили и столичные дьяки, и воеводы, и лихие атаманы.

Да и не только от Перфильева с Галкиным мог получить Хабаров сведения о даурской земле. Пока якутские чины со своими отрядами, пищалями и пушками ходили в походы, охотчие люди спустились через Становой хребет на новые земли. Из Енисейского острога шли отряды служилых людей за Байкал-озеро, а с севера, из Якутска и Илима, пробирались охотчие, вольные люди. Они строили заимки, осваивали охотничьи и земельные угодья, добывали вожделенные меха, заводили дружбу с местными народами. Словом, обживали место.

Там же узнали русские люди о торговле, которую вели местные народы с не особенно далеким от тех мест Китаем. На меха и некоторые другие продукты хозяйства местных народов выменивались запредельно дорогие на Руси и в Европе ткани и чай, специи и серебро. Знал об этом и Хабаров. Мог и сам пуститься в путь на свой страх и риск. Только вот хотелось ему большего. Чего? С первых путешествий шел Ярко в те земли, где власть была слабее или не была вовсе. Только власть шла за ним следом, догоняла и отнимала то, что наживалось потом и кровью. Так было в Мангазее, так было на Лене, так случилось на Киренге. Может быть, в долгие тюремные дни или после, выбиваясь из сил, чтобы восстановить порушенное воеводами хозяйство, ему и пригрезилась его страна.

Страна, где можно не опасаться, что нажитое отберут, где силен тот, кто умеет дело делать, промышлять, кого уважают, а не тот, кого назначили быть сильным. Может быть, эту страну он и мечтал если не найти, то создать в Приамурье. Да и возраст для того самый подходящий – за сорок. Не юноша, муж зрелый. И не просто зрелый, а тот, кто уже чует в спину дыхание старости. Тот, кто понимает: или сегодня, или никогда. Так ли это было? Не знаю. Но хочется, чтобы это было так.

Глава 4. На Амуре

Василий Пушкин воеводствовал недолго. То ли сибирские холода, то ли заботы, но воевода занедужил, а вскоре и преставился. Отбыл в столицу и его соправитель Кирилл Супонев. Им на смену из стольного града едет новый воевода Дмитрий Францбеков.

Новый владыка Ленского края происходил из семьи прибалтийских рыцарей Фаренсбахов, имеющей «ветви» в Польше и Бранденбурге. Ливонская ветвь богатством не отличалась.

Герб Фаренсбахов

И поляки, и шведы приложили руку к тому, чтобы ливонское дворянство быстрее забыло о временах господства крестоносцев. В отличие от Головина и Пушкина, происходивших из древних и почтенных боярских родов, служивших за честь и имя, Дмитрий Андреевич был человек совсем иной закваски: представитель классического типа искателей приключений, коими так богаты были те бурные времена. В 1613 году он, прибалтийский дворянин из рода крестоносцев Ливонского ордена, поступает на русскую службу. Долгое время остается в тени. Но в 1627 году вдруг оказывается под светом рампы. Онпринимает русское подданство и православие. Ход был рассчитан точно.