Поколение «все и сразу»

– Тут-то и надо пораскинуть мозгами… Да бог с ним, давай по старинке: за здоровье.

– А еще счастье и любовь, – прибавляю я, мы чокаемся и выпиваем.

За стеной опять крики.

– Дурные люди.

– И черт знает, что в их башках творится. Вот скажи, как можно каждый день ругаться? Разве это жизнь?

– Страшно, когда подобное – въевшаяся привычка, стиль бытия, хотя, это нам, со стороны, оно кажется страшным. А ведь, в сущности, мы тоже ведем жалкое существование, но не понимаем того, потому как настолько привыкли… – В интересе он даже приподнимается, и я понимаю, что замолкать мне теперь нельзя. Оратор наконец наткнулся на случайных слушателей… – Хотя, знаешь, иногда случаются ошибки в программном обеспечении… Я имею в виду, что… Как бы правильнее объяснить? Иногда, долго размышляя над вопросами бытия, люди выявляют собственные ужасы, а потом, если повезет, вернее, при должных усилиях, и пути их решения. По сути, это называется саморазвитием…

– Ладно, хватит, я понял. Давай лучше дальше пить.

– Что, испугало слово “саморазвитие”?

Борис звонко смеется и, успокоившись, делает глоток – я следую его примеру. Спирт жжет. Мерзкое пойло. Далее мы почти что ни о чем и не разговариваем, так, несем всякий бред, постепенно и неспеша приходящий на ум…

– Знаешь, я ведь все рассказать тебе хотел. Помнишь, я как-то давно, несколько месяцев назад… Когда же это было? – Я почесываю лоб, будто так память разгонится до максимальных оборотов, потом почесываю затылок… – В конце ноября, перед самой зимой. Я сказал тебе, что хочу взяться за бизнес.

– Так! За это уже можно выпить!

Он наливает вино в мою чашку почти до самых краев.

– Ну, пьем?

Вопрос прозвучал как призыв. Борис поднимает свою бутылку, чокается издалека и делает внушительный глоток. Я же не притрагиваюсь к чашке. Алкоголь опротивел еще с самого начала, и если до этого я кое-как пытался с ним подружиться, то теперь я нахожу в нем исключительно врага.

– И что ты не пьешь?

– Не хочется.

– Нет уж так не пойдет. Пей, иначе слушать не буду.

Я делаю небольшой глоток. Сегодняшнее пьянство до добра не доведет. Раньше пилось как-то веселее… Вот оно что! Сравнение с раньше: эти нахлынувшие воспоминания как раз-таки и испоганили встречу. Это память – она во всем виновата! Она сегодня с самого утра сопоставляет сейчас и раньше, но мы ведь взрослее, чем пару лет назад, ответственнее, более ленивы, менее горячи, менее задорные и безбашенные, чтобы благодаря спирту пускаться на безрассудное веселье…

– Так вот, я наконец-то созрел, я теперь знаю, чем займусь. У меня есть идея, которую я намерен обратить в жизнь… – Мне кажется, будто слова свои я произношу с таким воодушевлением, точно пытаюсь вспорхнуть к солнцу на крыльях ангела. И какого же больно падать…

Борис перебивает меня. Его ничто не интересует, и все мои объяснения для него не более чем бессмыслица.

– Так тоже не пойдет, вообще-то! Что ты по маленькому глоточку пьешь? Давай еще пей, иначе так никуда мы не уедем. Ты сравни, сколько у меня и сколько у тебя.

Он тянется к старому комоду за темной бутылкой вина. Несильно потряхивает ее. Судя по плесканию жидкости, в бутылке чуть меньше половины или около того.

– Время еще есть, я никуда не спешу.

На самом деле, еще только шесть. Солнце только начинает клониться к закату, потихоньку раскрашивая стены домов и верхушки деревьев в оранжевый. Изначально я планировал поехать домой около одиннадцати, чтобы к двенадцати отворить дверь квартиры, но с этой секунды я на полном серьезе, с небольшой обидой, думаю о том, чтобы убраться отсюда как можно скорее, и пить уже давно не хочется. А, быстро опустошив бутылку вина, я рискую сделаться жертвой добавки.

– Так что свое я выпью, – продолжаю я, – могу даже пообещать. Но, ты обязан выслушать мою идею…

В ожидании я молчу. Намеренно демонстрируя непричастность, Борис рассматривает потолок, как будто на нем древние племена когда-то давно оставили свои исторически важные символы… От скуки концентрирует внимание то на закрытой бутылке, то на пачке сигарет, и так по кругу…

– Тебе совсем неинтересно? – Борис вздыхает, делает очередной глоток и прячет глаза среди открытых полок светло-коричневого шкафа, безобразно вписывающегося в интерьер. Собственно, для этой квартиры не существовало понятие “интерьер”. – Так я прав? Тебе просто плевать на мою идею?

– Когда ты задумался о ней?

– Где-то в конце ноября, – со скромностью в голосе признаюсь я, догадываясь, в какое русло он поворачивает диалог.

– Ну вот. Сколько месяцев прошло? Пять? Почти пять, да? И все это время ты думал над одной единственной идеей? Только думал? Пять месяцев? Не слишком ли долго, чтобы думать?

– Но подобрать идею… – Я тут же обрываю оправдания. В сущности, он прав, но правоту его я и под дулом пистолета ни за что не признаю… Гордость и мнимое величие, прикрывающие неудачи и бездействие.