Поколение «все и сразу»

Я пожимаю плечами. Что тут ответишь? Может, ненавижу их, потому что, недолюбливая профессию, все же надеюсь пробиться в ряды целителей, отчего ощущаю давление конкуренции?

– Так, мысли в слух…

Меня прожигают одновременно и презрением, и требованием не увиливать от разговора, и тогда я сдаюсь:

– Ассистентов не люблю, потому что с ними куча хлопот, а они… – Махаю я рукой и на выдохе выдаю. – Многие из них совсем ничего не запоминают или потом вовсе перестают ходить… Честно, мне плевать на новенького. Буду принципиально не замечать его и считать, что никто лишний к нам не заявился.

Я отворачиваюсь и увлекаюсь кофе, явно демонстрируя незаинтересованность в разговоре. Протяжнее обычного скрипит дверь, словно открывают ее неуверенно и робко. Если не знакомый голос, я бы и голову ну дернул… Это же какие случайности и неслучайности должны были вместе объединиться, чтобы непонятно за какие грехи так отомстить? Несколько месяцев назад я ушел, не выдержав, с клиники, где устроился главврачом этот откормленный на убой ублюдок: настолько противного мужика-истерика с патологически завышенной самооценкой, считающего, будто все ему по гроб жизни обязаны угодничать, еще постараться поискать следует.

– А, Андрей… – Почти что насмешливо выдавливает тот, во всяком случае, так слышится мне. – Все еще ассистент?

До боли невыносимо чешется язык послать его куда подальше… Это детское, заплывшее жиром, бородатое лицо, кроме желания разодрать кожу, ничего хорошего не вызывает…

– Вы знакомы? – Вмешивается Мария Михайловна. Тень легкого испуга покрывает ее озабоченное морщинистое лицо.

– К счастью. Этот молодой человек сбежал, когда я взялся обустраивать клинику. А как еще, до этого халтурой, а потом, когда пришел я… Знаете, кто в безопасности? Тот, кто знает подлецов в лицо знает и избегает их.

На попытках унизить меня этот набитый жиром мешок безуспешно самоутверждается, пытаясь выдать перед будущими коллегами собственную значимости и силу, требующую уважения и восхищения. Вообще-то, сам я не слишком-то ладил с коллективом этой клиники, из-за чего и был лишен ощущения дружеской атмосферы на работе, из-за чего чувствовал себя чужаком, отчего порой даже казалось, что я прячусь от собственных коллег по пустым кабинетам, потому как не могу поддерживать с ними шутки и сплетки…

– Сбежал? – Я поднимаюсь и подступаю почти что вплотную к нему. Этот жирдяй под два метра ростом, но шестое чувство с особой настойчивостью заявляет, что ничего он из себя не представляет, что он просто сборище мяса и психологических травм с личиком маленького избалованного мальчика… Кровь бурлит от ненависти, обжигая сосуды, раскаляя щеки и руки. Будь я не на рабочем месте, я бы обязательно врезал… – Кажется, уходить оттуда, где все катастрофически плохо, есть ни что иное, как чистота разума. Людям свойственно искать лучшее. Только идиоту или тому, кто попал в безнадежную безысходность, понравится убирать грязь за свиньей. Только последнему кретину понравиться вытирать ваш пот с вашего уродливого лба…

– Да вы все ленивые! Безрукие трутни! Отродье хамов и бездарей! – К счастью, каждый в этой клинике твердо знал, что работу свою я выполняю прилежно, воспитание мое достаточно прилично, а запас знаний предостаточный. – Всех вас пинком и приходится заставлять убирать дерьмо, чтобы хоть так объяснить ваши зарплаты.

– Точно, вы же заснуть не сможете, если за день не посчитаете чужие копейки…

Вместо того, чтобы что-то ответить, он, хмыкнув, словно заявляя, что победа за ним, толкает меня брюхом и, нелепо пересеча узкую ординаторскую, прячется за углом, где обычно переодевается персонал. В нос ударяет такой едкий запах пота, что я инстинктивно ощетиниваюсь злобным котом. Этот врач как будто ни разу не слышал о мыльном волшебстве и ванной…

– Вы не очень-то ладите? – Шепотом обращается ко мне врач-терапевт таким тоном, будто я обязан немедленно извиниться.

– Очень не ладим, и это еще мягко сказано.

Я ухожу в кабинет к компьютеру, где надеюсь отыскать хоть какое-нибудь занятие, чтобы только не слышать противный запах пота и писклявый голос. Еще в той клинике, как он устроился главврачом, один знакомый предупредил меня, что тот неправильной ориентации, и оттого моя ненависть к главврачу безмерно возрастала. Я ненавижу гомосексуалистов, но, к сожалению, никак не могу повлиять на эту позорную тенденцию…

К счастью, день пролетел быстро. Быстро в пределах клиники: обычно в комнатах с белой плиткой время тянется утомительно вязко и липко… Я облокачиваюсь плечом о стену перед входной дверью, вглядываюсь в потемневшее небо, по которому плывет темно-серая дымка облаков, и мысленно молюсь, чтобы никакую несчастную больную душу не занесло в клинику случайным ветром. Тут с сигаретой в руке подходит администратор – девушка молодая, симпатичная и замужняя. Ее манеры поведения громко заявляли о том, что в юности, до того, как выйти замуж, она была ярой любительницей клубов и разгульной жизни, а с недавних пор потеряла ту ветреную свободу, сохранившуюся в ней в виде воспоминания.

– Ну, что скажешь?