– Что с тобой? – Я пожимаю плечами, не понимая, насколько инфантильно выгляжу. Мелкие капли разбиваются о наши волосы, с земли поднимается слабый противно-приятный запах опавших осенних листьев вперемешку с грязью и гнилью. – Ты что, стесняешься? – Вплотную подступив ко мне, с улыбкой на лице выдает она, как будто нащупав почву для добродушных колкостей.
– Нет конечно! Просто… – Объяснения не подбираются… Я и сам ничего не соображаю. Как тут хоть что-то адекватно и логично объяснить…
– Просто что?
– Просто такое предчувствие возникло…
– Какое?
– Не могу описать, как будто…
– Как будто что?
– Как будто… Не знаю, идем скорее, – я беру ее за руку и легонько тяну, как будто это я позвал ее к себе в гости, как будто это она замялась перед самой парадной.
Мы заходим в квартиру. С первого взгляда, уютненький домик, где пытается преобладать модерн. Светлая мебель, светлые обои, в каждой детали прямые фигуры…
Карина подает мне вешалку для пальто… Вот проклятье! Идиотизм! Мелочность, накладывающая каменный крест на дальнейших отношениях. Дырявый носок… Я никак не предвидел, что сегодня окажусь в гостях, поскольку рассчитывал только на прогулку по Ботаническому саду, и поэтому напялил на ноги еще один признак нищеты… А ведь я думал, что, когда закончу институт, эта бедность отстанет позади, уйдет, как страшный сон с рассветом… Беречь нормальную одежду для особых случаев… Как это низко к самому себе и убожественно… Боясь опозориться, я не снимаю ботинки, и Карина смотрит на меня такими удивленными глазами:
– Ну? Что ты стоишь? Ботинки надо снять.
Я киваю. Неторопливо присаживаюсь. Медленно, до предела возможного растягивая каждое движение, развязываю шнурки на одной ботинке, потом на другом. И каждое мгновение я чувствую ее удивленно-непонимающий взгляд, отчего мои щеки покрываются стыдливой краской, каждое мгновение я боюсь лишиться чести…
Наконец, устав наблюдать за мной, открыв светлую дверь, она предупреждает:
– Ладно, я мыть руки, а ты… Снимай ботинки пока…
Карина нырнула в ванную – зажурчала вода… Вот он – момент спасения. Я моментально гашу свет, чтобы самому не любоваться собственным позорищем, стремительно скидываю ботинок, кое-как поправляю порванный носок, чтобы закрыть дырку… И одновременно я успеваю ненавидеть самого себя: каким же надо быть бараном и оборванцем, чтобы носить порванную одежду? Самооскорбление, самонеуважение выглядят именно так… Чтобы отвести подозрения, я намеренно застреваю в коридоре. Она выходит из ванной и сразу же удивленно и с нетерпением негромко восклицает:
– Да что же ты там стоишь! Идем же!
Взяв ситуацию под контроль, Карина обхватывает мое запястье и тянет за собой. Я мою руки под ее надзором, чувствуя себя глупым дитем, за каждым движением которого пристально надзирает мать, решившаяся по всем идеалам воспитать представителя нового поколения.
Мы заходим в первую комнату – в глаза сразу же бросается темно-сиреневый диван, ободранный котами по углам, на котором полуразвалившись, уставившись в негромко шипящий телевизор, отдыхает женщина лет тридцати пяти, у которой еще должны быть силы, но вид которой косвенно намекает на растраченные в пустую возможности, чьи исчезновения сменило равнодушие, частично выражающееся в придирчивой требовательности. Рядом с ее бедрами валяется какая-то беллетристика в мягком переплете, выуженная из шкафа разве что для эстетики. Левая рука ее сжимает пульт от телевизора.
– Добрый день, – здороваюсь я и тут же принимаю стойку истукана, нацелившись на одну точку и не понимая, о чем я вообще могу заговорить с этой женщиной, если я пришел не к ней, хотя хозяйка квартиры именно она.
– Добрый. Так ты и есть тот самый Андрей?
Я киваю.
– А вы…
– Ирина… – И тут же она поторопилась добавить. – Ирина Сергеевна, – одновременно складывалось впечатление, будто и она не понимает, как себя вести, будто она точно такой же подросток, как и мы, только в более возрастном теле, больше повидавший и наслушавшийся… – Может, чаю? – В растерянности предлагает она, лишь бы чем-нибудь занять гостя. – У нас есть печенье…
– Спасибо, мама, мы сами возьмем, если что, – поспевает на выручку нам обоим Карина, после чего тащит меня за локоть к двери в соседнюю комнату, где, как выяснилось, преобладают мягко-розовые цвета. Возле изголовья кровати к потолку тянется огромный цветок, метр высотой, на глаз. Цветок без бутонов, с широкими темно-зелеными листьями, я не знаю его название, однако чем-то напоминает он кувшинки, которые вытащили из воды и заставили расти в горшке.
Мы стоим в самом центре комнаты и будто бы не знаем, куда себя примкнуть…
– Принести чай?
Я прикидываю в мозгах – кружка с согревающим подошла бы очень даже кстати, да и Карина явно замерзла, ее любовь скрывать свое состояние я давно просек.
– Было бы неплохо.
– Тогда посиди пока тут, а я на кухню сбегаю.