Поколение «все и сразу»

– Почему это? – С угасающим вызовом откликается она, словно это ее законное место, за которое она дралась с десятками конкурентов.

– Какой философский вопрос. Впрочем, вы видели себя в зеркале?

– Ну… Да… Видела, конечно, – игра тонких ее бровей забавляет меня.

– И неужели не заметили своего очарования? Неужели так и не поняли, что ваше место среди… Кинозвезд или певиц…

Она хихикает и красиво улыбается. Мы оба понимаем, что наш пустяковый разговор тормозит производство, и потому, чтобы избежать ругани начальства, она возвращается к обязанностям, с жалостью в голосе предупреждая:

– Извините, работа.

Я киваю, мысленно желая девушке с темными прямыми волосами как можно больше счастья и легкости в жизни. Конечно же, моя выходка привлекла внимание. Я буквально затылком ощущаю, как те трое, безобразно скривив губы, испепеляют меня зеркалами душ, чуть ли не провозглашая меня изменником Родины.

– Вот и ваш кофе.

Та миловидная девушка, признательно улыбаясь, выставляет передо мной четыре стакана. Карина с друзьями подходят за напитками. —

– Хорошего вам дня, – бойкой желает она, сощуривая от мимолетной радости глазам и цепко ухватившись за меня, как за единственного, кто способен вытащить ее из круга сковывающих обязанностей и бедности….

– Да, спасибо… И вам хорошего дня, – в необъяснимой растерянности, как будто оглушенный, отзываюсь я.

Как жаль, что я не в силах забрать ее с собой… Она ведь не игрушка, не бездомный котенок, она – индивид, а у меня и своих обязательств предостаточно… До невыносимости чудовищно сдерживать порывы желаний.

– О чем это ты с ней говорил? – Толкает меня в бок Карина.

– Да так. Ни о чем, в самом деле. Просто вздумал попытаться немного поднять настроение.

– Почему бы тебе не поднять и свое настроение? – Шепчет она мне на ушко.

– Самому себе часто невозможно.

– Тогда всем нам?

– Чаще всего проще незнакомых людей вывести на краткосрочные положительные эмоции, чем хотя бы чуть-чуть знакомых…

– Вообще-то, – зазнавшись, вмешивается Полина, – очень даже некрасиво с твоей стороны заигрывать. Именно заигрывать! С этой… Кто она? Не официантка, а… – Она почесывает нос ногтем, словно это действие подчеркивает ее острый ум. – Да непонятно, кто она такая вообще!

Я одаряю ее взглядом, какой эрудированный человек истолковал бы так: вы и самого малого процента от той труженицы не стоите. Чувство неприязни зашкаливает. А не убраться ли подальше от этого балагана? Со школьных годов цитаты великих людей втолковывали учение о том, что следует без оглядки уходить оттуда, где тебе плохо. Физиология твердит, что раздражение – боль – запускает реакцию, способствующую устранению раздражителя: бег, отдергивание конечности и так далее. И сейчас ведь я остро ощущаю пагубное воздействие окружающей среды, в которую сам же добровольно влез. Выходит, по всем законам наук и здравого смысла мне следует без объяснений распрощаться с этой компанией, но ведь тогда я выставлю напоказ трусость, слабость характера, а Карина… Какая она хрупкая, нежная, в осеннем пальто, скрывающим худое ее тельце, с зажатым сразу в двух ладошках стаканчиком кофе. Она застыла на середине между мной и своими друзьями, смотрит на меня с затаенным дыханием, ожидая развязки и счастливого конца… Оставить ее, уйти прямом сейчас, бросить одну на всем белом свете, забыть навсегда, потерять среди бесконечности чужих злых лиц, скрывающих неведомые намерения… Может, все-таки есть хоть какой-то героизм в том, чтобы достойно продержаться до конца? В конце концов, в ближайшие дни выпадет вечер для отпущения грехов перед Борисом…

– А, находясь в вашем обществе, я не имею право контактировать с посторонними? Даже если меня держат за предмет декора?

Одарив меня надменностью, Полина отворачивается, тянет за собой своего паренька, словно в материнском намерении отгородить собственное чадо от плохого влияния общества. В глубине души я признаю малую часть собственной вины, однако озлобленность закрывает грозовой тучей долю разумности.

– Спустимся на этаж ниже, я тут хотела зайти… – Зовет через плечо Полина, держа за руку своего дружка. Карина сверлит мой лоб пронзительным, а вместе с тем опечаленным взглядом, призывающим немедленно раскаяться…

Что же я творю? Вдруг отзывается эхом в просторах опустошенного сознания риторический вопрос. Карина подступает ко мне вплотную, не спуская с меня взгляда, словно прицеливаясь, чтоб наверняка. Она очаровывает меня, и мне кажется, будто пространство вокруг исчезает, заменяется белым, пустотой, будто существуем мы одни. Она покрывает мои ладони, но не тянет вперед. Мнется, не знает, как вернее сформулировать мысль, чтобы не задеть никого из нас.

– Тебе…

– Мне неприятны эти люди, – как можно плавнее признаюсь я. – Но ради тебя придется тащиться до финиша этой прогулки.

– Какой рыцарский поступок.

Я усмехаюсь, на большее ироничная шутка не тянет. Собственно, подобные шутки, после уже сообразил я, лишь разочаровывают в самом себе.

– Дай только повод для героизма…

– Сегодняшнего их более чем достаточно… Знаешь, я тут подумала…