Когда все приготовления были закончены, мы гурьбой отправились к заводи, облюбованной нашим деятельным квартирьером. Магнето примостили за большими валунами, разбросанными вдоль берега, приставив к нему в качестве подрывника моториста Андроса. По команде Дюки он должен был включать (т. е. крутить) магнето. Осторожно погрузив бомбу в челнок, Дюка отплыл к середине заводи. Там он медленно опустил бомбу, придерживая электрический шнур. Покончив с этим, быстро погреб к берегу. Мы начали пятиться к валунам, и казалось, что все сойдет благополучно... Вдруг в середине заводи с глухим взрывом поднялся громадный столб воды и стал рассыпаться в вышине, играя всеми цветами радуги. И наш длинный, нескладный Дюка вознесся в этом сиянии — сперва вместе с челном, а затем отделившись от него. Достигнув пяти — шести метров высоты, он стремительно полетел вниз и плюхнулся в воду, но тут же, к нашей великой радости, вынырнул и саженками поплыл к берегу. Мы едва не задушили нашего героя в объятиях. (Выяснилось, что Андрос, сидя за валунами и не видя происходящего на воде, по ошибке крутанул магнето прежде срока.) Вся поверхность заводи стала покрываться будто переливающимся на солнце серебром: всплывала оглушенная рыба.
Так, в основном на подножном корму, жили мы в то время. Но вскоре Совет Труда и Обороны принял следующее постановление, подписанное В. И. Лениным.
«Сотрудники дивизиона воздушных кораблей «Илья Муромец», фактически совершающие подъемно-летные и воздухоплавательные работы, должны удовлетворяться по нормам и порядке, объявленными в приказе РВСР 1920 года за № 1765, а остальные сотрудники того же дивизиона на фронте — фронтовым и в тылу — тыловым продпайком.
Председатель Совета Труда и Обороны В. Ульянов (Ленин)».
После этого наше продовольственное положение улучшилось.
В Белыничах мы начали боевую работу. Первый полет на город Бобруйск особенно памятен. Бобруйск — важный опорный пункт, и белополяки сопротивлялись изо всех сил, пытаясь его удержать. Для бомбардировки его посылались два корабля — Шкудова и мой. По имевшимся сведениям, рядом с городом базировалась истребительная вражеская часть из 12 самолетов. Поэтому намечалось, что мы полетим в сопровождении наших истребителей. Но четыре истребителя, поднявшиеся в воздух, ввиду неважной погоды, почти сразу потеряли нас и возвратились на свой аэродром.
В мой экипаж входили: помощник Кузьмин, бортмеханик Фридриков, штурман Сперанский. С нами же летел и начальник политотдела 15-й армии (фамилию не помню). Пока шли к Бобруйску, погода улучшилась, и я смог набрать 800 метров. А выше корабль мой, перегруженный бомбами (мы взяли на борт около 20 пудов), не поднимался. Экипаж Шкудова, не долетев до цели, вынужден был из-за неисправности мотора вернуться. Затем отказал другой мотор, и Шкудов приземлил свою тяжелую машину на случайной лесной полянке...
Удар по Бобруйску, таким образом, наносил один экипаж. Вблизи городской черты артиллерия противника начала было интенсивный обстрел, но вскоре он почему-то прекратился, не причинив нам никакого вреда.
Надо было видеть, с каким энтузиазмом экипаж «муромца» сбрасывал на врага смертоносный груз! Работы хватало всем, так как бомбы были небольшого калибра, да и вообще перебросать в шесть рук двадцать пудов не так-то просто... Начальник политотдела, войдя в азарт, даже рукава гимнастерки засучил по локоть.
Я сделал над Бобруйском три круга. Нашим ударам подверглись железнодорожный узел с эшелонами и пакгаузами, скопление воинских частей и склады, расположенные на окраинах города. Мы ждали нападения вражеских истребителей, но ни одного самолета не увидели ни в воздухе, ни на аэродроме. (Позже, в 1920 году, я узнал от жителей Бобруйска, какая безумная паника охватила польские войска при появлении нашего корабля. Офицеры бегали, крича солдатам, чтобы они не стреляли, так как корабль якобы бронированный.)
На обратном пут, в 10 километрах от нашего аэродрома, кончился бензин, моторы остановились. Кругом были почти сплошные леса. Я выбрал небольшую поляну. Но только снизившись, разобрал, что сажусь в болото, густо поросшее травой. Однако деваться было некуда. Корабль ушел в болото по самые плоскости, но остался цел. Потом его разобрали и по частям с большим трудом, благодаря добровольной и активной помощи крестьян близлежащих деревень, вытащили и доставили на аэродром.
А мне тем временем дали новое задание: нанести удар по станции Осиповичи. Я поднялся на корабле летчика Еременко, внезапно заболевшего. Задание было выполнено так же удачно, как и налет на Бобруйск, только на обратном пути у нас снова не хватило горючего, и мы опять совершили вынужденную посадку, на этот раз вполне благополучную.