Может показаться непонятным и странным, что в обоих случаях нам не хватило горючего. «Как же готовился ваш экипаж к заданиям?» — спросит читатель. Но надо учесть, во-первых, что корабли наши, собиравшиеся из невыдержанных материалов, были значительно тяжелее конструктивных норм, а, во-вторых, моторы «Русско-Балт» не давали в полете необходимой мощности. И наконец, на обе цели — Бобруйск и Осиповичи — из-за чрезвычайной важности этих объектов надо было по приказу командования сбросить максимальное количество бомб. Мы брали их за счет горючего. Запас бензина рассчитывался нами в обрез, так что даже небольшое увеличение силы встречного ветра приводило к вынужденной посадке.
Когда наш отряд перебросили в Славное и мы соединились там с нашими авиационными частями, «муромцы» получили задание произвести налет на Минск.
Читатель, вероятно, без труда поймет мое состояние: в Минске находились возвратившиеся из Владимира моя мать, младший брат Лева, Степан Афанасьевич Янченко. Недалеко от Брестского вокзала жили мои друзья и товарищи: семья Загурских, Маковских, Тыдман и многие другие. А нам предстояло обрушить удары именно на железнодорожный узел... С болью в сердце готовился я и ждал этого полета, надеясь только на то, что с минуты на минуту Минск будет освобожден нашими. Так оно и случилось в действительности: известие об освобождении города опередило наш вылет. И вместо бомб нам было приказано доставить в Минск касторовое масло для наших истребителей. Я вылетел первым, но попал в сильную грозу и приземлился у станции Жодино.
Организовав охрану машины, тут же сел на поезд Не помня себя, помчался я на Сторожовку к Степану Афанасьевичу, у которого жила моя мать с Левой. Сердце колотилось: ведь я о них ничего не знал уже более года! Дома все оказалось благополучно, все были живы, невредимы и здоровы. Левушка так пристал ко мне с просьбой взять его с собой, что я не мог отказать ему в этом. Весь день и всю ночь шел непрерывный дождь. Мы выехали из дому с рассветом. Погода разгулялась. Засветило солнышко, стало тепло. Поле, на которое я сел, было большим и ровным: у границы его проходила проезжая дорога с небольшим накатом, а дальше опять простиралось ровное поле. Мы торопились поскорее возвратиться в Минск. Запустили, опробовали моторы, вырулили. Я пошел на взлет. Грунт представлял собою твердую целину, не размякшую от прошедшего дождя, и мне показалось странным, отчего корабль мой так вяло и медленно набирает скорость. Но выключать моторы было уже поздно. Решил подорвать его перед самой дорогой. Однако попытка моя успеха не имела. Ударившись колесами о накат дороги высотой в полметра, корабль взмыл в воздух, оставив на земле шасси; винт правого среднего мотора разлетелся. Машину страшно затрясло. Я выключил моторы, и мы шлепнулись на землю. Застекленная носовая часть корабля при ударе раскололась, я и Фридриков вылетели через нее как пробки. Весь экипаж остался цел, а вот бидоны с касторкой, лопнув при ударе, превратили внутренность фюзеляжа в ванну, наполненную касторовым маслам.
Жалкий и неприглядный вид имели мы, когда поездом прибыли в Минск и явились к командиру дивизиона. Я не мог не считать себя главным виновником этой поломки, так как должен был учесть, что корабль наш, сильно намокший, стал тяжелее и лететь на нем нельзя. Через два дня приехал в отпуск с фронта Сергей. Он сильно изменился за это время: возмужал, закалился, стал еще серьезнее, вдумчивее. Это был теперь настоящий мужчина, на которого в трудную минуту можно вполне положиться. Он признался, что работа радиомеханика не очень увлекает его, и просил похлопотать о переводе к нам, на «муромцы».
Командир дивизиона удовлетворил мою просьбу, и скоро Сергей был назначен младшим мотористом, а Лев — помощником пулеметчика.
После аварии я получил новый корабль с задней кабиной для стрелка. Он был быстроходнее прежнего, развивал скорость до 130 километров в час и имел, благодаря заднему хвостовому пулемету, сферический обстрел. В мой экипаж входили бортмеханик Фридриков, помощник Кузьмин, навигатор Родзевич, бывший морской штурман, и пулеметчик Михайловский.
В августе 1920 года наш отряд получил приказ переехать на Южный фронт, в город Александровск (ныне Запорожье).
К новому месту назначения отбыли в составе двух кораблей — Федора Шкудова и моего. На снабжение нас поставили в группу Ивана Ульяновича Павлова, базировавшуюся под Александровском, у деревни и разъезда Воскресенское, где теперь построен Днепрогэс.
Тут я должен хотя бы кратко сказать о колоритнейшей фигуре того времени — Иване Ульяновиче Павлове. Честный, прямой, открытый и глубоко принципиальный, был он образцом настоящего коммуниста, с которого во многом следовало брать пример.