Технический состав базы подобран был из опытных бортмехаников, но не хватало специалистов-электриков, радистов, прибористов. Значительно хуже обстояло дело с летной частью. Должности двух испытателей занимали пилоты-истребители, в другие экипажи входили молодые летчики и малоопытные штурманы, незнакомые со спецификой дела. А работа предстояла сложная.
Вспоминая 30-е годы, я выше отмечал несправедливость замалчивания нашей литературой работ по созданию специального оборудования. Но в гораздо большей степени этот упрек можно отнести к авторам популярных рассказов о нашей авиации 40–50-х годов. Их захватывает величие подвигов, совершенных коллективами, создающими новые образцы прекрасных самолетов. Я думаю, однако, что не менее широкой популяризации достойны и прибористы: ведь их мудрые устройства в решающей степени определяют успех каждого полета в сложных условиях.
Задача нашей базы состояла в том, чтобы обеспечить всестороннее испытание таких приборов, дать исчерпывающее заключение о поведении установки, ее достоинствах и недостатках при эксплуатации на различных типах самолетов — от легкой спортивной машины до тяжелого четырехмоторного бомбардировщика. Проверка приборов должна была проводиться и в ночных условиях, и в слепых полетах, и при полетах строем, с обязательным и строгим выдерживанием заданных интервалов и дистанций в паре, в группе. От летчиков требовалось также умение согласованно действовать при выполнении различный эволюции во время совместных полетов самолетов различных типов.
Пришлось начать с подбора летных кадров. Скоро в нашей базе стал работать один из опытнейших летчиков дальней авиации Герой Советского Союза Б. Лунц, мастер слепого полета. Из дальней же авиации пришли грамотные, хорошо подготовленные штурманы Герои Советского Союза С. Куликов и С. Алейников, потом штурман М. Витвицкий. Затем в нашем коллективе появились такие командиры кораблей, как С. Васильев и В. Ковалев, летчики-испытатели И. Баранов и В. Матвеев. Техническую часть ЛИБа возглавил обладающий большим практическим стажем инженер-эксплуатационник И. Зельцер, сумевший в короткий срок наладить хромавшие у нас специальные службы.
После войны процесс дифференциации среди творческих авиационных кадров по специальностям углубился еще сильнее, отдаляя их от понимания задач собственно летной работы. Некоторые руководящие работники института считали, что, поскольку летная база принадлежит институту, они и должны ею руководить, вмешиваясь в оперативную летную службу. Верх тут брали чисто административные интересы. Как отдельные руководители НИИ, так и конструкторы, создававшие приборы, будучи в летном отношении людьми некомпетентными, прилагали серьезные усилия к тому, чтобы взять в свои руки проведение летных испытаний. Они составляли либо явно невыполнимые, либо же просто курьезные и даже абсурдные программы и настаивали на безусловном их выполнении.
А начальник нашей летной части и все мы исходили из того, что программы следует составлять совместно. Что же касается ответственности за результат, то она целиком возлагалась на летные экипажи, подчиненные в этом случае не конструкторам, а летной части.
Одно время конфликт принял такие резкие формы, что нами был поставлен вопрос о полном отделении ЛИБа от института с переходом на хозрасчет. Такая постановка вопроса отрезвляюще подействовала на некоторых не в меру горячих и строптивых руководителей. Дальнейшая терпеливая работа нашего коллектива, обсуждение жгучей проблемы на общем партийном собрании с присутствием секретаря райкома КПСС привели к положительным результатам. Отношения наши с институтом стали сглаживаться, а потом и нормализовались.
Новый характер и год от года прогрессирующая сложность испытаний вызывали трения не только между конструкторами и летным составом.
Как-то мне поручили проверить технику пилотирования незнакомого испытателя, состоящего в другом коллективе, и дать твердое, исчерпывающее заключение: способен ли этот человек к дальнейшему ведению летно-испытательной работы? Это было не совсем обычное в нашей практике задание. Одно дело — периодическая проверка мастерства пилотов, находящихся в базе под постоянным моим наблюдением. Я хорошо их изучил, мог уверенно судить о тенденциях в профессиональном развитии каждого. Мои заключения к тому же служили интересам их роста и вовсе не являлись приговором, который я должен был вынести этому авиатору. А появлению летчика Э. предшествовали телефонные звонки. Меня разыскивали, со мной хотели «посоветоваться и ввести в курс насчет этого товарища».