Читаем Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории полностью

Подобранные цитаты складываются в моральное послание — русская армия сыграла значительную роль в войне и была принесена в жертву союзникам. Так у посетителя формируется определенное отношение к произошедшему: гордость за имперскую армию и ресентимент по отношению к странам, бывшим союзниками России.

Коммуникация с аудиторией через настенные цитаты является достаточно распространенной музейной технологией как в российских, так и в зарубежных музеях. Однако в России в последние годы этот метод приобретает особые коннотации благодаря деятельности тематического парка «Россия — моя история», который является инструментом использования истории для идеологических целей491. Можно констатировать, что, помещая на стены цитаты политического содержания, музеи содействуют политическому использованию истории, ее подчинению современной идеологии.

Деполитизация фигуры Николая II и его положительный образ

Фигуре Николая II было отведено значимое место на многих выставках. Интервью с посетителями показали, что это соответствовало их запросу. Личность последнего царя продолжает волновать и интриговать публику. Как в Москве, так и в Петербурге можно было увидеть его личные вещи, военную форму, личное оружие, портреты, фотографии, документы с его подписью, отрывки писем — и эти предметы вызывали неизменный интерес. Николай II был показан прежде всего как царь-миротворец, который сделал все, чтобы предотвратить войну. На многих выставках посетители могли увидеть его переписку с германским императором Вильгельмом II и недоумение по поводу австрийского ультиматума Сербии. Это акцентирование миротворческой роли царя опровергает соответствующие страницы советской историографии, которая подчеркивала ответственность Российской империи и российской монархии за кризис июля 1914 года492

. На выставках было также уделено внимание знаменитому эпизоду коленопреклонения населения имперской столицы на Дворцовой площади, показывавшему патриотический порыв в начале войны.

Многие посетители прониклись положительным имиджем Николая II и спонтанно начинали высказываться в интервью «в поддержку» императора и его роли в войне:

Вот мы с Ванюхой прочитали, что они все вышли 1 октября на площадь у Зимнего дворца, и они все преклонили колена, независимо от того, что до этого они бастовали все. И все выступили за защиту Родины. И все запели «Боже, царя храни». Значит, что можно подумать? Что царь был не настолько плох… Согласитесь. Я думаю, что так. Просто мы многого не знаем. А с годами начинаем уже по-другому все воспринимать (женщина, 50 лет, среднее образование, медсестра, Петербург)493.

Интересно было увидеть непосредственное участие Николая II. Я так поняла, что он приезжал и на позиции, и главнокомандующие высокопоставленные посещали позиции… Это абсолютно правильно. Быть в гуще событий. Знать, как живут солдаты на войне (женщина, 35 лет, высшее образование, сотрудник медицинской лаборатории, Оренбург).

Николай II был показан как выставках как преимущественно церемониальная фигура. Основной акцент делался не на его политических решениях, а на символической функции монарха для общества, особенно для армии. Очень показательна презентация роли Николая II на главной и, вероятно, самой дорогостоящей выставке в стране — в Государственном историческом музее. Зал «Ставка Верховного главнокомандующего» был полностью посвящен решению царя взять на себя руководство армией и переехать из Петрограда в Могилев в 1915 году. Об этом эпизоде много написано в исторической литературе, которая утверждает, что это было значимым политическим решением, повлиявшим на ход войны и в целом на ход истории, причем это считается ошибочным решением царя. На данной выставке политический смысл этого события никак не обсуждался, дискуссии историков не нашли отражения, во всяком случае они не были представлены в виде хорошо видных посетителям комментариев. В зале был установлен интерактивный экран, содержащий действительно захватывающие кинохроники, которые показывают церемониальные аспекты переезда в ставку. Посетители смогли увидеть поезд императора, его семью, досуг, церемонию встречи, приезд иконы Владимирской божьей матери, празднование Пасхи, прогулки их высочеств. Но объяснений, зачем он стал Верховным главнокомандующим, какими были последствия, почему они были столь плачевны и как оценивается это событие разными историками, не было. Получается, что присутствие царя в ставке носило исключительно символический, церемониальный характер. Мы видим здесь интенцию кураторов показать уникальную архивную хронику и музейные предметы, но нет намерения объяснить, проанализировать, вызвать рефлексию, дать место содержательной дискуссии. Это является примером того, как использование новых технологий, которые занимают и развлекают посетителя, позволяет заменить проблематизацию и объяснения визуализацией любопытных деталей. Выставки могут уклоняться от больших исторических вопросов, при этом предоставляя посетителям свежий контент для новых впечатлений.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары
Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары

Долгожданное продолжение семитомного произведения известного российского киноведа Георгия Дарахвелидзе «Ландшафты сновидений» уже не является книгой о британских кинорежиссерах Майкле Пауэлле и Эмерике Прессбургера. Теперь это — мемуарная проза, в которой события в культурной и общественной жизни России с 2011 по 2016 год преломляются в субъективном представлении автора, который по ходу работы над своим семитомником УЖЕ готовил книгу О создании «Ландшафтов сновидений», записывая на регулярной основе свои еженедельные, а потом и вовсе каждодневные мысли, шутки и наблюдения, связанные с кино и не только.В силу особенностей создания книга будет доступна как самостоятельный текст не только тем из читателей, кто уже знаком с «Ландшафтами сновидений» и/или фигурой их автора, так как является не столько сиквелом, сколько ответвлением («спин-оффом») более раннего обширного произведения, которое ей предшествовало.Содержит нецензурную лексику.

Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное