Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории

Речи российских политиков по случаю открытия памятников и музеев Первой мировой свидетельствовали о том, что российское государство решило взять дистанцию по отношению к европейской памяти о войне. Это, вероятно, объясняется общим направлением российской культурной политики, акцентирующей патриотизм и национальную специфику России, и международным конфликтом по поводу статуса Крыма и Донбасса. Официальная память о Первой мировой войне в 2014 году подавалась как национальная и патриотическая: воздаяние запоздалых почестей героям войны было значимой частью юбилейной повестки.

Первый постулат официальной политики, который прозвучал наиболее четко, был усвоен практически всеми акторами и аудиторией юбилея, — это тезис о «забытой войне». В речах политиков многократно отмечалось, что «во всем мире» помнили эту войну, а в России она была «несправедливо забыта». Россия оказалась, таким образом, противопоставленной всему миру трагической оригинальностью своей истории. Необходимо, однако, в исследовательских целях контекстуализировать данное утверждение. Как показывают современные публикации, эту войну вспоминали и изучали на протяжении всего ХХ века лишь в нескольких странах, а во многих других она была, как и в России, в тени Второй мировой. Первая мировая была малоизученной и мало интересующей историков и население⁴⁷⁹. Отношение стран — как в 1920‐е годы, так и сегодня — к результатам этого международного конфликта зависит от того, существовала ли страна до Первой мировой в рамках своих нынешних территориальных границ. Для некоторых стран Первая мировая стала концом Прекрасной эпохи и прологом ко Второй мировой и к потере колоний, а для других она положила начало процессу нациестроительства. К тому же в целом ряде государств, сформировавшихся в 1920‐е годы, население воевало в составе армий разных империй, что не способствовало последующей национальной коммеморации. Поэтому из того, как в России формулировался тезис о «забытой войне», можно сделать вывод о том, что главными ориентирами для российской политики памяти были «старые демократии», крупные мировые игроки, бывшие колонизаторы. Также очевидно, что Россия подавала себя как главного наследника Российской империи, несмотря на то что почти все места боев Первой мировой войны находятся сейчас за пределами ее территории⁴⁸⁰

.

Второй постулат официальной политики заключался в том, что ответственность Российской империи за развязывание Первой мировой войны была меньшей, чем у других стран. В речах политиков отмечалось, что Российская империя была втянута в войну против своей воли. Она предстала страной-миротворцем, которая, по словам Владимира Путина в его речи 1 августа 2014 года на Поклонной горе, «сделала все, чтобы убедить Европу мирно, бескровно решить конфликт между Сербией и Австро-Венгрией. Но Россия не была услышана, и ей пришлось ответить на вызов, защищая братский славянский народ, ограждая себя, своих граждан от внешней угрозы»⁴⁸¹. Российская империя, таким образом, предстает жертвой, которая сгубила себя, выполняя «союзнический долг». В то же время видно выстраивание параллели с украинским конфликтом и стремление объяснить суть конфликта через исторические аналогии.

Важным изменением в интерпретации истории войны является то, что Российская империя считается не проигравшей, а почти победившей стороной, однако «эта победа была украдена у страны. Украдена теми, кто призывал к поражению своего Отечества, своей армии, сеял распри внутри России, рвался к власти, предавая национальные интересы»⁴⁸²

. Иными словами, столетие Первой мировой позволило системным политикам покритиковать оппозицию. Интересен тот факт, что слово «большевики» в официальных речах практически никогда не упоминалось. Эта неназванность позволяет экстраполировать критику на «нацпредателей» в целом, то есть на любую оппозицию как в прошлом, так и в настоящем.

Одной из идей новой исторической политики является также преемственность между армией Российской империи и Советской армией. В советской концепции вопрос об этой преемственности не ставился. В 2014 году как в речах политиков, так и в новых телефильмах особенно подчеркивалось, что участники Первой мировой проявили себя и во Второй мировой, осуществив передачу военной традиции.

Утверждение о преемственности поколений военных является, вероятно, не установленным фактом, а гипотезой, которую необходимо проверять с помощью дальнейших исследований. Так или иначе, существование подобной преемственности — это политическая идея, которая позволяет увеличить престиж Российской армии, вписав ее историю в длинную героическую традицию, от «Отечественной войны» к «Великой войне» и «Великой Отечественной войне»⁴⁸³. Поэтому известные руководители советской армии, которые начали свою карьеру в период Первой мировой (например, маршалы Александр Василевский и Родион Малиновский), стали главными телегероями юбилея.