Прежде всего это воздействие объясняется игрой близости и дистанции по отношению к историческому событию. Общее послание юбилея заключалось в том, что необходимо включить эту войну в актуальную историческую память, гордиться Российской армией и ее достижениями, воздать почести воинам. Это символически приблизило Первую мировую к людям. Война подавалась и в СМИ, и на выставках как событие не столь отдаленное во времени, учитывая, что звучали такие формулы, как «память о дедах и прадедах». На какой-то период эта война стала восприниматься аудиторией почти столь же значимой, что и Вторая мировая. При этом на выставках люди столкнулись с материальной средой, которая отличалась от того, что они себе представляли. Большая часть спонтанно выражаемых эмоций определялась именно экзотичностью выставленных предметов с точки зрения сегодняшнего дня. Таким образом, послание, исходившее от материальных объектов, оказалось иным, чем идеологическое послание юбилея. Вещи сообщили посетителям о том, что экспонируемая эпоха от нас очень далека, как далека она и от Второй мировой, знакомой публике по фильмам.
Выставленные экспонаты оказали воздействие на посетителей и из‐за разделяемых ими представлений об универсальной «человечности», присущих всем опрошенным, вне зависимости от их идеологических воззрений. Увидев фотографию, прочитав открытку, подивившись на окопное искусство, посетитель начинает сопереживать тому, что испытывал человек сто лет назад. Благодаря использованию музейных технологий разговор о забытой войне стал более живым, обрел плоть и кровь, слезы и сарказм. Можно критиковать тот факт, что общественно-политический контекст эпохи был представлен музеями в консенсуально-патриотическом ключе, учитывая, что из научных публикаций известно, что общество было пронизано конфликтами и до, и после 1914 года. Но очевидно, что это не препятствовало тому, чтобы посетители могли понять современника войны, «посмотреть войне в лицо», представить себе жизнь на фронте и в тылу.
Посещение выставок способствует пробуждению политических эмоций, то есть чувства принадлежности к сообществу, разделяющему определенные политические взгляды. Выставки определенно способствуют выражению политического мнения у посетителей. Например, книги отзывов были использованы для антивоенных высказываний, подразумеваемым адресатом которых были участники международного конфликта 2014 года. Помимо этих проявлений пацифизма, высказывались мнения за и против Ленина, большевиков и СССР. Причем наибольшее значение для формулирования политического мнения имеет не содержание выставки, а сам факт ее посещения. Нахождение в музейном пространстве способствует проговариванию увиденного и, соответственно, помещению этого впечатления в контекст другой информации, которой владеет посетитель. С точки зрения социологии культурного потребления музей можно рассматривать как «производителя» знаний и эмоций, которые посетитель «потребляет». Однако наше исследование, как и другие работы, показывает, что это потребление опосредовано культурным горизонтом и каждый посетитель усваивает эту информацию по-своему. При разговоре о выставке посетитель неизбежно помещает увиденное в контекст уже имеющихся знаний: упоминает художественную литературу, художественные и документальные фильмы, семейную историю, службу в армии, политические взгляды, историю других войн, представления о мужском и женском или о национальном характере россиян. Мы, например, наблюдали ситуации, когда посетитель, пришедший на выставку с мыслью о том, что «война — это страдание», и не найдя там искомого страдания, тем не менее уходит с той же мыслью, с которой пришел, и при этом формулирует критическое отношение к выставке. Другой посетитель, который повсюду ищет «героизм», приписывает его всему, что видит.
В период юбилея музеи осуществили роль посредника между государством и обществом. Они смягчили официальный юбилейный дискурс, придав ему эстетику и «человеческое лицо». Адресатами их деятельности были государство, пресса, интеллигенция, гражданское общество и самые разные посетители. Наряду с другими культурными институциями и проектами, им удалось создать консенсуальный дискурс о забытом событии, без которого оно не могло бы достичь широкой аудитории.
Грани неформальной музеефикации «реального социализма»: материализация ностальгического аффекта542
Роман Абрамов