Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории

Отсутствие каталога и пояснений к экспонатам отсылает к особому пониманию «интерактивности» музея, где исчезает привычная иерархия с экспертной позицией профессиональных музейщиков и посетителей, но происходит совместное эмоциональное освоение прошлого через взаимодействие с предметами оттуда. Это, конечно, ставит много вопросов о статусе экспоната и о самой перспективе существования такой модели музея, но свидетельствует о ностальгической тяге к материальности позднесоветской эпохи.

Есть люди, которые считают, что музей должен быть именно таким, каким написано в книжках, — чтобы он был классический, чтобы были витрины, таблички. Они со временем убивают экспонаты, то есть стоят витрины и висит табличка — это уже памятник на могиле. Экспонат уже не дышит, не передает дух эпохи, он уже мертвый экспонат, это не интересно. Они не понимают, что такой музей, как у нас — доступный, где можно взять вещь в руки, на инструменте сыграть, на велосипеде прокатиться. Они считают, что таким музей не должен быть, вот в этом мы с ними и расходимся (Лев Железняков).

Движение неформальной музеефикации позднего советского периода вдохновляется ностальгической энергией инициаторов музейных экспозиций и коллекций материальных артефактов советского, для которых это время оказывается периодом беззаботного детства, успешной профессиональной социализации и главное — утопической территорией стабильности и безопасности. Создатели Музея индустриальной культуры именно так характеризуют советское прошлое и именно поэтому считают сохранение материальности этого прошлого столь важной миссией, сожалея о том, что оно ушло безвозвратно.

В нашем музее — весь советский мир, от космоса до перьевой ручки. Была такая большая страна, называлась СССР, жили дружно. Может, какие-то терки были, но не знаю, у меня вот родственники на Украине, когда в 90‐е годы появились границы, то мы потерялись. А что сейчас происходит — я не понимаю. Почему, зачем, для чего… (Ольга, сотрудница музея).

Музей индустриальной культуры служит ярким примером неформальной музеефикации советского, когда один-два энтузиаста под воздействием ностальгического аффекта или из коммерческих соображений решают собирать и экспонировать вещи из своего советского детства. Впрочем, коммерческие проекты часто проваливаются, тогда как превращение небольшого помещения в тесный и хаотичный ностальгический космос советской материальности нередко оказывается успешным. Чаще всего масштабы таких музеев относительно невелики — две-три комнаты или частный дом. На этом фоне Музей индустриальной культуры выделяется действительно впечатляющей коллекцией предметов советского прошлого и практически полным погружением инициаторов и сотрудников музея в миссию сохранения советской материальности. Обратной стороной столь сильной эмоциональной вовлеченности становится превращение ангара в Кузьминках в сюрреалистический склад фрагментов советского мира, а самих энтузиастов — в служителей этого склада.

Музей советских игровых автоматов: опыт хипстерской ретромании

Музей советских игровых автоматов был создан в 2007 году тремя молодыми инженерами из Московского государственного технического университета «МАМИ»⁵⁵⁹ — Александром Стахановым, Максимом Пинигиным и Александром Вугманом⁵⁶⁰. Основатели объясняют свои мотивы ностальгическими грезами о позднем советском прошлом, хотя тот период они застали, будучи младшими школьниками.

Я учился в аспирантуре, у меня было достаточно много свободного времени. И в каком-то нашем шутливом разговоре с одноклассником родилась идея, что нам нужно найти «Морской бой» — собственно, мечту детства любого советского школьника (Александр Стаханов).

Это была стандартная мечта советского школьника — иметь дома игровой автомат «Морской бой». С этой мечты, которая была 25 лет назад, и начался наш музей⁵⁶¹.

Когда завершился «гаражный» период увлечения коллекционированием и ремонтом советских игровых автоматов, у друзей родилась идея создания пространства «советского детства», в котором каждый может оказаться причастен к миру игровых автоматов периода 1970–1980‐х годов. Морис Хальбвакс считает, что детство является исключительно важным периодом для формирования оснований коллективной памяти, поскольку «воспоминания нашего детства подобны стереотипным отпечаткам, запечатленным на скрижалях нашей памяти»⁵⁶²

. Детство часто представляется лишенным серьезных экзистенциальных проблем, хотя, конечно, оно не избавлено от проблем и напряжений⁵⁶³. В целом идея основателей Музея советских игровых автоматов обладала большим потенциалом интереса среди аудитории различных возрастов и социального положения.

Мы хотим из нашего Музея советских игровых автоматов сделать своего рода музей детства. Мы хотим сделать такое место, куда было бы интересно прийти с детьми. Место, которое работает как машина времени, то есть отец, пришедший с ребенком в наш музей, на какое-то время сам станет ребенком — на час или на два⁵⁶⁴.