Полковник

Предметность рассказов бабы Веры была до того ощутима, что так и тянуло потрогать каменный забор, по которому лазил когда-то сын бабы Веры — Коля. А этот сын для Раи, оказывается, был родным дядей, дядей Колей. Можно было пройтись с бабой Верой по Четвертой Мещанской мимо больницы, где в 14-м году был госпиталь и в нем лежал муж бабы Веры, а значит, ее, Раин, родной дедушка. Можно было однажды встретить на рынке учителя — согнувшегося, с непокрытой головой старичка, который, оказывается, учил когда-то маму. А проходя мимо фабрики, всякий раз вспоминать, что в невероятном 1905-м на этом самом месте куда-то вместе со всеми бежала и баба Вера, хозяин фабрики Франц Рабенек вызвал войска, пороли всех нагайками…

Эти ранние сопереживания с бабой Верой, выстраиваясь в хронологической последовательности, начинали уже жить в Рае. Кусок времени в полвека длиною ощущался ею так, как прожила его баба Вера. А та все удивлялась, все ахала, все печалилась, вся сама была в том, ушедшем уже времени, хотя и шла рядом с Раей. А годы были уже шестидесятые… семидесятые. В конце концов все это перемешалось в Рае — на равных зажило собственной жизнью. Впрочем, что-то такое же, вероятно, происходило и с бабой Верой. Так, она вдруг однажды вытащила из укромного уголка один из дорогих ей предметов — альбом, в котором ее сын Коля рисовал перед войной танки, самолеты, портреты вождей. Достала и отдала без всяких сомнений Рае: «Ты только листков не вырывай, не потеряй — рисуй на свободных страницах», — что Рая и стала делать.

Вот такую странную диалектику времен привила баба Вера своей внучке Рае. Так что полковник был не совсем прав, когда, вспоминая свое время, жалел в своем одиночестве, что дочь Рая о нем ничего не знает, не чувствует. Ведь разные поколения не только живут каждое в своем времени, но еще и скрытую фазу имеют при этом, где сходятся разные времена. Но фазу — скрытую, не всякий обнаружить может.

Когда Рае было лет шесть, Надежда Алексеевна поехала отдыхать на юг, в Сочи, где снимала комнату в доме одного толстого веселого грузина. Раю она взяла с собой. Юг запомнился тем, что надо было загорать на пляже нагишом. Это было мучительно. Рая пыталась протестовать, но Надежда Алексеевна была непреклонна. Ей казалось непростительным, если хоть часть ультрафиолетовых лучей не достигнет кожи, закрытой трусами. Была с ними заветная подруга Надежды Алексеевны — Клавдия Вениаминовна. Рая заметила, что вела она себя совсем по-другому, чем мать, и впервые ей стало жаль свою мать и в то же время испытала она за нее гордость. Да, Клавдия Вениаминовна на юге сразу повела себя не так, как дома. Она и улыбалась мужчинам здесь не так, и ходила по-другому, и смотрела вокруг особым тягучим взглядом, и голос стал другим. В общем-то, Рая так уж определенно и не смогла бы тогда сказать, в чем заключались эти изменения, но то, что Клавдия Вениаминовна определенно завлекала мужчин в свои сети, это для Раи было ясно. И мужчины тут же обратили на нее внимание, а вот мать они словно бы сторонились как-то, опасались, что ли. Хотя, сравнивая мать и Клавдию Вениаминовну, Рая видела: мать ничем не хуже. Но вот, поди ж ты, даже хозяин дома, толстый веселый грузин, все чаще заходит к ним в комнату. Хохочет как-то не так, оглядывается, подмигивает. Одна Надежда Алексеевна ничего не замечает. Рае обидно было за мать, но тут же она ее и оправдывала. Она не завлекает никого, не притворяется. Если придет достойный человек — он увидит это сразу и оценит. Но достойный что-то не шел, а тем, что вертелись рядом, нравилась очень Клавдия Вениаминовна. Потом, уже зимой, к ним в гости приезжал веселый грузин, без жены, конечно. И опять Надежда Алексеевна ничего не поняла, радостно говорила, мол, как хорошо, что дружим семьями, в гости в отпуск ездим друг к другу. А когда она на кухню выходила, Клавдия Вениаминовна и веселый грузин, думая, что Рая спит, сразу срывались со своих стульев и начинали целоваться, отпрыгивали и затихали, заслышав шаги Надежды Алексеевны.

А время шло, и из многих самых разнообразных источников поступали самые разнообразные сведения, воспитывающие Раю в этом плане. Собственно, ведь и без какого-то конкретного рассказа или показа со стороны в самом ребенке обязательно, даже без его ведома, происходит какая-то аналитическая работа. Мало того, именно эти знания на порядок выше приобретенных со стороны. Так, в первом или втором классе шли они как-то из школы с Валькой Скворцовой и возле помойки увидели спаривающихся собак.

— Видишь? — сказала Валька Скворцова.

— Вижу, — отвечала.

— А кто еще так делает, знаешь?

— Знаю.

— Кто?

— Кошки.

— А еще?

— Собаки.

— А еще, еще кто?

— Куры, кто ж еще!

Валька усмехнулась, хотела что-то сказать, но тут появилась ее бабушка, и она ничего больше не сказала.