«Вот черт! — подумал Сашка. — Теперь припрется, будет выговаривать, что не все жетоны отобрал он у владельцев, находящихся на стоянке, не все записи сделаны в журнале — не отдохнешь!» Сашка даже привстал, словно собирался навести какой-то порядок, но лишь вышел из домика, прикрыл одну половину распахнутых настежь ворот и стал ждать, раздумывая: куда пойти обедать. В столовую или домой. Тут вскорости подошли товарищ Мурасеев, за ним пожилая женщина, торжественные такие, довольные, — принесли Сашке обед из трех блюд в судках, мисках, банках. Жена приготовила, оказывается. Ну что делать? — надо Сашке принимать, благодарить, надо есть да похваливать. Да и то пора ведь уже что-то и перекусить — обед давно уже, а утром у Сашки, как обычно, чай да сигарета. Ну а тут борщ со сметаной и мясом, три котлеты с жареной картошкой (аж под ложечкой засосало), салат помидорный и майонезная баночка с сахарным песком. И пока Сашка ест это все с аппетитом, товарищ Мурасеев с женой сидят напротив и очень серьезно глядят на Сашку. Когда начальство ушло, уложив в сумку посуду, Сашка пьет вторяк, но вторяк очень сладкий, благо — сахару достаточно. Сашка вяло размышляет о товарище Мурасееве.
Ровно в пять, вздрогнув, начали зажигаться прожекторы на двенадцати высоких столбах, окружающих стоянку с интервалом в семьдесят метров. Время зимнее, темное. К семи часам последний владелец покинул стоянку. Это владелец допотопного «Москвича» с места сто сорокового «а».
— Спокойной ночи! — сказал он. — Поплетусь в свою деревню. Возьми вот, — он протянул Сашке бутылку вина «Кавказ», — чтоб ночью скучно не было.
Заперев ворота и спустив с привязи Джека, Сашка налил стакан вина, отломил немного хлеба и стал пить не спеша, ворочая языком при этом, пропуская вино за десны, увлажняя им всю полость рта, испытывая за многочасовое воздержание известную всем пьющим жажду. Зазвенел телефон.
— Стоянка слушает, — сказал Сашка, оторвавшись от стакана.
— Мурасеев Ве Ге! Все в порядке у вас, Александр Иванович?
— Да, все в порядке, Владимир Георгиевич.
— Рано сегодня все убрались по домам.
— Да, темнеет рано… снег вот пошел…
— Снег — это очень плохо, Александр Иванович, вы знаете, от снега часто обрываются провода и звенит сигнализация.
— Знаю.
— А вы знаете, что в свое дежурство придумал Иван Сергеевич?
— Что?
— Взял и все обрывы проволокой стянул!
— Да ну?!
— Да!! И сиди себе. Ему бы только лампочка не мигала, ему бы только ночь прошла. А вы знаете, Александр Иванович, зачем кроме звуковой сигнализации у нас еще и световая?
— Конечно. Вы же говорили неоднократно, Владимир Георгиевич, когда на обходе попадаешь ночью к западным воротам при южном ветре, звук будет относиться и там, у западных ворот, значит, его совершенно не слышно. Ну а если лампочку оставить в темной бытовке и она начнет при этом мигать, то ее очень хорошо видно от западных ворот — так мы даже при южном ветре сразу зафиксируем сигнал нарушения.
— Правильно! — удовлетворенно сказал товарищ Мурасеев и продолжил далее мысль свою: — Ну так вот, а Иван Сергеевич что придумал: затянул все проволокой. Да как?! Я еле потом распутал. А ведь тут и смысл сигнализации исчезает…
— Да, — сказал Сашка и осторожно отхлебнул из стакана.
— Я вообще думаю, Александр Иванович, со временем перейти на фотоэлектронную сигнализацию.
— А что? Вполне есть смысл! — И Сашка осторожно понюхал корочку.
— Ну, разумеется, есть, мы же наверняка будем расширяться — это несомненно, ведь только в нашем микрорайоне на сегодня более двух тысяч беспризорных машин. А сколько может вместить наша стоянка. Кстати, сколько? Сколько у нас стоянко-мест? Если вдруг ревизия нагрянет, а Мурасеева Ве Ге не будет рядом. Сколько вы должны ответить?
— Триста сорок, — поднимая голову на левый угол рамы, где приколота бумажка с этой цифрой, Сашка отвечал.
— Правильно! — удовлетворенно произнес товарищ Мурасеев. — Если забудете, цифра всегда перед вами. Ну так вот, а машин две тысячи, и с каждым годом их становится все больше, число автовладельцев растет! Растет! — воскликнул радостно товарищ Мурасеев. — Вы только подумайте — две тысячи! В одном нашем микрорайоне… А-а… а если оглянуться, с чего мы начинали…
— С чего? — спросил Сашка, отхлебнув глоток.
— Что — с чего?
— Я спрашиваю, Владимир Георгиевич, с чего мы начинали?
— А-а… собственно, вы историю развития отечественного автомобилестроения хорошо знаете?
— М-м… откровенно говоря… того… не очень.