В тот раз он основательно всыпал торговцу. «Давайте посмотрим на дело с точки зрения перспективы торговли яйцами. Послушайте меня. Протухшее из-за железнодорожной стачки яйцо действительно не съешь; верно, это убыток. Но его съели бы, если бы оно не протухло, и кончено дело, не так ли? Сотни и сотни тысяч бедняков страдают в нашей стране из-за тяжелых социальных условий, множество людей вообще не имеют возможности есть яйца, и, следовательно, вы никогда не сможете продать им огромное количество яиц, которое не только не тухнет, но и не производится. Если бы какая-нибудь глупая курица протестовала против желания железнодорожников проучить правительство, я бы не удивился. Но даже курица способна понять: если бы наша страна благоденствовала, куры могли бы нести больше яиц».
Публика в кафе с интересом прислушивалась к их разговору и со смехом аплодировала его остроумному ответу. Но и людям поумней, чем тот торговец яйцами, трудно было примириться с тем, что в конце апреля целую неделю не ходили поезда.
Даже сами железнодорожники в последний момент побоялись прекратить работу. «Мы не какие-нибудь безродные социалисты, нечего нам бастовать», — говорили они перед самым началом стачки. Железнодорожные служащие причисляли себя к мелкой буржуазии. Долго молча терпели они всякие несправедливости, относясь к начальству с полным доверием, как и подобает благонамеренным гражданам. Позже они лишь подавали прошения, писали жалобы. Жаловались на то, что их лишают возможности продвигаться по службе, что, несмотря на рост цен, двадцать лет им жалованья не повышали, жаловались на косность служебных порядков, произвол в оплате выходных дней, отпусков и так далее. А когда они стали открыто выражать свое недовольство и обратились за помощью к оппозиционным политическим деятелям, тогда государственные мужи стали кормить их обещаниями. Отчаявшиеся вконец железнодорожники, все до одного, перешли на сторону недовольных. Они устроили митинг, чтобы публично высказать свои жалобы. Власти испугались, а испугавшись, страшно ожесточились. Они запретили митинг и ополчились против руководителей этого массового движения. Долго проявлявшие несознательность люди убедились тогда, что им заткнут рот, если они не перейдут к действиям. Но как действовать? Не оставалось ничего другого, как принять предложение телеграфиста сортировочной станции Ракош, который призывал в телеграмме, отправленной по служебной линии во все железнодорожные станции страны: «Вставайте, ребята! Уже есть две жертвы: Яноша Шарлаи и Пала Турчани сняли с работы. Давайте объявим забастовку. Да здравствует забастовка!» Через несколько часов около тридцати тысяч железнодорожных служащих прервали работу и почти целую неделю не сдавались.
Рабочие железнодорожных мастерских выступили заодно с железнодорожными служащими, применившими их оружие, оружие рабочих.
Весть о вспыхнувшей стачке оппозиционные политические деятели, ранее покровительствовавшие железнодорожникам, приняли как весть о пожаре, возникшем в доме из-за неосторожной игры со спичками.
В стране было парализовано железнодорожное движение. Депутаты парламента, демократы, знакомые Ландлера — Важони, Золтан Лендьел, Тивадар Баттяни — ждали от правительства уступок, чтобы их «протеже», утихомирившись, поскорей вернулись к исполнению своего «патриотического долга». Однако премьер-министр Иштван Тиса с высокомерной жестокостью отказывался идти на малейшие уступки и, наконец, с беспощадной решимостью обрушился на «бунтовщиков» — объявил их военнообязанными, состоящими на действительной службе, принудив тем самым обслуживать железные дороги.