Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере

Ландлер исподтишка переглянулся с Санто. Неужели председатель Национального совета до сих пор остается столь доверчивым, неисправимым оптимистом? Он основательно спутал их тайные планы, отослав солдат.

Прежде чем выйти на балкон, Санто выудил из сутолоки двух молодых военных и большеглазого, высоколобого штатского, Отто Корвина, и попросил их поскорей спуститься вниз и принять командование над революционными солдатами, а потом еще что-то прибавил шепотом.

Через несколько минут после того, как Санто вышел на балкон, снизу донеслись слова команды. Все бросились к окнам. На улице Лайоша Кошута, сохраняя образцовый порядок, строились в длинные колонны солдаты различных родов войск, офицеры запаса, матросы; потом, чеканя шаг, они быстро зашагали к Восточному вокзалу.

Вернувшись в зеленую комнату, Санто сказал Ландлеру: — Я смог дать им только два пулемета, да и те не в полной исправности. — И тихо добавил: — Я приказал, чтобы все до единого вернулись сюда.

Немного погодя в дверях балкона показался ни о чем не подозревавший Каройи.

— Люди все поняли и уже расходятся.

— Теперь и мы можем удалиться, — невозмутимо проговорил Тарами. — Национальный совет не работает ночью, не правда ли? — Никто ему не ответил; тогда, невольно выдавая себя, он перешел на крик: — Мне надо пойти домой, хотя бы перекусить немного!

— Ресторан внизу открыт, — заметил долговязый Лайош Хатвани, редактор газеты либералов «Пешти напло».

Набросив на плечи пальто, Тарами вышел в коридор, где на карауле стоял, держа винтовку с примкнутым штыком, студент-медик в нарядном штатском костюме. Убедившись, что Тарами удалился, Ландлер поспешил в розовую комнату (так они называли комнату, оклеенную розовыми обоями).

— Алло, это говорит Ландлер, руководитель канцелярии Национального совета, — подняв телефонную трубку, сказал он телефонистке. — Я передаю срочный приказ…

Жигмонд Кунфи, один из видных руководителей социал-демократической партии, сидевший в кресле напротив Ландлера, покраснев от неожиданности, с любопытством взглянул на него. Тогда Ландлер, закрыв ладонью микрофон, с улыбкой поклонился ему:

— Товарищ Кунфи, заткните теперь правое, реформистское ухо и слушайте только левым, революционным. — И он снова заговорил в трубку: — Телефонная связь прекращена. Никто в Будапеште, кроме Национального совета, не может пользоваться телефоном. Ни частных лиц, ни учреждений не соединяйте без нашего разрешения.

Телефонистки, уже перешедшие на сторону Национального совета, обещали выполнить этот приказ, если только правительство не заставит вооруженную охрану применить к ним силу.

— Мы распорядились, чтобы охрану удалили, — сказал Ландлер и положил трубку.

Кунфи, сделав вид, будто ничего не понял, усадил его рядом с собой на стул.

— Послушайте, товарищ Ландлер, кроме Михая Каройи, почти все из его партии испарились. Старая лиса, хитрый политик Тивадар Баттяни еще вчера сказался больным. Одному богу известно, куда исчез капитан Черняк, председатель нашего Совета солдат. Утром Каройи едва удалось удержать народ от восстания. Дело принимает серьезный оборот. — Кунфи вдруг расхохотался. — Оскар Яси, умный буржуа, недавно шепнул мне на ухо: «Нас, вероятно, вздернут на виселицу». И, видно, он прав.

— Мы, по крайней мере, постараемся, товарищ Кунфи, не заслужить этого. Ведь если при нынешнем настроении народных масс мы погубим дело, то заслужим такой конец.

10

На проходившем в середине октября съезде социал-демократической партии Ландлер сказал, что в Кунфи, который выступал там с докладом, уживаются два человека, революционер и реформист: анализ сложившейся ситуации был у Кунфи революционный, а проект резолюции — реформистский.

Кто борется не только против правительства, но и против всего общественного строя, обычно зорче всматривается в лицо противника; будучи даже рядовым борцом, он не должен рисковать, лезть на рожон. Но борясь за высокую идею, нельзя лотом измерять результат. Кто вступает в борьбу лишь при гарантии верного успеха, тот думает о собственном престиже, а не о торжестве справедливости. Ландлер ощущал иногда какой-то толчок в груди, им овладевал вдруг порыв неудержимой страсти, за которой стояли огромный опыт, долгое размышление, и тогда он знал: пробил решающий час.

Так было, когда он первый из своих прежних единомышленников встал на защиту забастовавших железнодорожников. Так было, когда он в 1906 году примкнул к социалистам. И в июне этого года, когда он принял на себя руководство стачечным движением. В такие решительные моменты Ландлер уже не задумывался, что впереди, победа или поражение. Раз пробил час, то и поражение может стать ступенькой к победе.

Что толкает его на ответственный шаг? Логика, идейные принципы, темперамент, как знать? Наверно, интуиция. Но ясно одно: кто не обладает твердостью в убеждениях или смелостью в действиях, у того отсутствует и интуиция, — это человек с душевным изъяном, как Тарами, или двойственный, как Кунфи.