Полководец улицы. Повесть о Ене Ландлере

Вся страна бурлит… Образование Национального совета было встречено как прекрасный луч надежды. Его приветствовали выдающиеся деятели науки и искусства, профсоюзы и общественные организации, а затем и государственные учреждения. Присоединение к нему стало чуть ли не модой, трамплином к успеху. Многие надут, что председатель Национального совета стукнет кулаком по столу, и станет ясно, что у теперешнего правительства руки коротки. Так думают те, кто внизу. А сидящие наверху, руководители Национального совета, твердо надеются, что эрцгерцог Иосиф, личный представитель императора-короля, идя навстречу пожеланиям народа, добровольно передаст бразды правления Михаю Каройи. Когда так рассуждают Каройи и буржуазные радикалы, это еще понятно, они никогда не стремились к революции, но беда в том, что и официальные представители интересов рабочих в Национальном совете хотят того же. Хотят, ждут даже теперь, когда после бесконечных проволочек и обещаний вместо Михая Каройи эрцгерцог неожиданно назначил председателем совета министров своего ставленника — графа Яноша Хадика. Народ кипит от негодования и теперь уже сам желает решать судьбу страны.

— Люди никак не расходятся, — вернулся с балкона раздраженный, озабоченный Тарами. — Каройи, наверно, скорей удастся их уговорить. — Прочтя недовольство на лице Ландлера, он сдержанно продолжал: — Я действительно сторонник прямолинейных решений, товарищ Ландлер. Но здравых. А если взбудораженная толпа перейдет к действиям, польется кровь. — И он скрылся в другой комнате.

«Тебе остается одно — оправдываться», — подумал Ландлер, закуривая кто знает какую по счету сигарету.

Тарами на этот раз не выглядел, как обычно, веселым и непринужденным, лицо его было искажено до неузнаваемости. Он сейчас невольно напомнил ему другого человека. Напуганная последними событиями делегация будапештской полиции, которая на днях у Цепного моста без зазрения совести стреляла в демонстрантов, теперь пришла сюда, в гостиницу «Астория», чтобы заявить о своем присоединении к Национальному совету. Глава этой делегации, тот самый начальник полиции, который в июне арестовал Ландлера, с искаженным от страха лицом сказал ему: «Я и раньше разделял вашу точку зрения». От растерянности он неуместно и слишком громко засмеялся.

«В нашу победу полиция верит несомненно больше, чем товарищ Тарами. Ну, из этого мы уже сделали должные выводы», — промелькнуло в голове у Ландлера.

— Товарищ Санто! — окликнул он коренастого брюнета в форме подпоручика, который, отстранив спорщиков, вошел в комнату. — Ты-то мне и нужен. — Ландлер зашептал на ухо Санто, севшему рядом с ним: — Я распорядился остановить поезда. Теперь надо захватить телефонные станции, чтобы Лукачич не смог командовать по телефону воинскими частями, расквартированными в Будапеште.

— Старик, мы же намечали это на четвертое ноября?.. — так же тихо спросил Санто.

— Тогда будет поздно, — стиснув зубы, ответил Ландлер. — Сегодня решается все, теперь уже ясно! Нам надо как-то перестроиться.

— Я пошлю отряды на телефонные станции, — взгляд Санто был полон решимости. — Кроме того, меня тут предупреждают, — он помахал листом бумаги, — что преданные нам два полка погрузили в вагоны и собираются отправить на фронт, на оборонительную линию Дравы. Лукачич удаляет из столицы сочувствующие нам воинские части, безусловно для того, чтобы легче было напасть на нас. Солдаты обращаются к нам за помощью.

— Поскольку движение на железных дорогах прекратится, их все равно не смогут отправить на фронт.

— Не помешало бы иметь его под рукой, — рассуждал Санто, — нам дорог каждый человек.

В зеленую комнату вошел Михай Каройи, высокий, с вдумчивым взглядом, элегантно одетый; его все здесь глубоко уважали, даже те левые социал-демократы, которые из-за нерешительности председателя Национального совета вели с ним тайную войну. Санто протянул ему бумагу. Тот, держась левой рукой за лацкан пальто а-ля Франц Иосиф, пробежал глазами донесение и посмотрел на вошедшего следом за ним Тарами.

— На фронт? Надо помешать. На каком вокзале полки? — спросил он.

— На Восточном, — ответил Санто. — Я пошлю туда сотню смельчаков.

— Наших солдат оттуда, с улицы, — сказал Каройи. — Всех!

— Ну что ж, — проговорил Тарами. — Если схватка и будет спровоцирована, то хотя бы не здесь.

— Тогда я не пойду сейчас на балкон. Сначала идите вы, господин подпоручик, — распорядился Каройи, — и как член Совета солдат[14] отдайте соответствующий приказ собравшимся внизу военным. А потом, когда они уйдут, я поговорю с гражданским населением. Пусть люди отправляются спать. На сегодня хватит. Завтра вечером пусть соберутся, мы отчитаемся в событиях за день. Улица так горячо выражает нам симпатию, что, по-моему, провал Хадика неизбежен. Утром эрцгерцог непременно сдастся.

— А если свергнутые власти не примирятся со своей судьбой и прибегнут к насилию? — спросил Ландлер.

— Не думаю, — покачал головой Каройи. — Эрцгерцог понимает, конечно, что, прибегнув к насилию, он поставит на карту всю королевскую династию, трон.