Полководцы первых Романовых

После того как Михаил Шеин прискакал в Москву с сеунчем, то есть донесением, о разгроме Лжедмитрия у Добрыничей, царь на радостях пожаловал его чином окольничего и ввел в Боярскую думу. Необыкновенно, можно сказать уникально высокая награда вестнику! Очевидно, помимо роли гонца со счастливым докладом у Шеина была и другая, более высокая: в битве он выступил истинным героем. Нидерландец Исаак Масса сообщает: «С пленными послали к царю молодого дворянина, с просьбой к царю наградить этого дворянина, ибо в одном сражении он спас от смерти воеводу». Значит, на поле боя Михаил Борисович вел себя как храбрец. Кого довелось ему спасти? Многие авторы привычно называют князя Федора Мстиславского, тяжело раненного в предыдущем бою, у Новгорода-Северского, и один Бог ведает, до какой степени способного руководить сражением со всей полнотой самоотдачи. В новой битве он не пострадал. Основной удар мятежного воинства самозванца был направлен на правое крыло царской армии, а не на главные силы, то есть не на Большой полк с князем Мстиславским во главе. На правом крыле стоял либо Сторожевой полк с приданными ему отрядами иноземцев (так полагает современный историк Карен Эдуардович Аксаньян), либо полк Правой руки, как думал Руслан Григорьевич Скрынников^{84}. Возможно, оба полка вместе. Именно по правому крылу прокатились действительно опасные боевые действия, именно там могла сложиться ситуация, при которой одного из воевод пришлось спасать. Кого? Во главе Сторожевого полка стоял Иван Иванович Годунов, во главе полка Правой руки — князь Дмитрий Иванович Шуйский. И если на Шуйских милость государя Бориса Федоровича могла бы и не распространиться, то благодарность за спасение Ивана Годунова

[19] должна была превосходить пределы обычной награды, ведь это сын троюродного брата русского монарха, родная кровь ему и доверенное лицо. За него-то, скорее всего, а не просто за весть о победе, и получил Михаил Борисович слишком роскошное для простого гонца с сеунчем пожалование — чин окольничего.

Деталь, которую стоит запомнить: в кампании 1604–1605 годов войска, верные Борису Годунову, действовали вяло. Царя не любили многие, сомневаясь в законности его прав на престол. Иноземцы поговаривали между собой: русские воюют так, словно не имеют рук… А Шеин на этом фоне показал себя лояльным престолу храбрецом, честным воином. Он деятельно противостоял разгорающемуся пожару Великой смуты. Он стоял за порядок, играл роль одного из живых якорей, удерживающих корабль Русского царства от сокрушительного удара о скалы. Вокруг Шеина большинство вело себя иначе.

Однако в Москве Михаил Борисович не задержался: верные Борису Годунову люди требовались на фронте. Шеин скоро ушел на юг — воеводой Новгорода-Северского (очевидно, февраль — март 1605 года). Вторым воеводой при нем поставлен был знаменитый герой сибирских войн с ханом Кучумом, победитель хана в сражении на Ирменском поле (1598) ясельничий и думный дворянин Андрей Матвеевич Воейков.

Выдвижение Михаила Борисовича на высокую должность могло бы стать началом блистательной карьеры, если бы в апреле 1605 года царь Борис Федорович не ушел из жизни. Его сын Федор наделал ошибок, и дело Годуновых очень быстро рухнуло. Действующая армия взбунтовалась, перешла на сторону разбитого, жалкого самозванца, а потом, уже под его знаменами, двинулась добывать для него столицу…

И вот любопытный факт: в тот момент, когда воинство Лжедмитрия двинулось от Тулы (там некоторое время размещалась резиденция самозванца) к Серпухову, в нем обнаруживается Михаил Борисович Шеин, ненадолго получивший пост главнокомандующего^{85}

.

Как же так? Шеин, храбрец, «воинник», всю жизнь показывавший образцы бесстрашия и честной службы, обласканный государем Борисом Федоровичем, вдруг переходит на сторону авантюриста. Более того, оказывается в положении, когда ему следует активно действовать в пользу «чудесным образом спасшегося царевича»… Концы с концами тут не сходятся.