Полководцы первых Романовых

До того князь Лыков только позорился. В Белгороде он провел, очевидно, два годовых срока, а то и пошел на третий, хотя традиционно в небольших городах и крепостицах порубежных областей воеводы сидели по году, а потом их меняли. Годунов, вероятно, выдерживал князя на хорошей дистанции от столицы, имея против него скверные подозрения. И когда грянуло вторжение самозванца, Борис Михайлович легко и быстро перешел на сторону Лжедмитрия I. Сначала его вроде бы «отвели» к самозванцу, прекратив отправление воеводских обязанностей, сами жители города, то ли даже гарнизон его. Но вот незадача: на пути Лжедмитрия I из Путивля в Кромы Лыков — уже один из его бояр[36], а во время похода из Кром под Тулу Борис Михайлович назначен вторым воеводой в Большой полк самозванцевой рати, то есть на столь высокое воеводское место, что прежде князь о таком и мечтать не мог^{123}

. Очевидно, с нелюбимыми Годуновыми полуопальный Лыков расстался очень быстро и без сожалений. Притом, как видно, на первых этапах осторожничал (его как бы привели к самозванцу, а не сам князь пришел во вражеский лагерь своей волей), но затем стремительно выдвинулся в ряд наиболее крупных фигур из окружения Лжедмитрия I. Все это произошло в первые месяцы 1605 года. Позднее Лжедмитрием Борису Михайловичу был пожалован крупный придворный чин великого кравчего. Вообще, князь был у Расстриги большей частью на придворной службе. Лыков близок к Романовым. Лжедмитрий I Романовых приблизил как свою «родню». Связь, казалось бы, очевидная: Борис Михайлович — близок к родне, а потом он родня родни, как его не привечать? Но тут не в одной генеалогии дело: очевидно, Борис Михайлович служил в охотку, иначе вряд ли бы боярский чин достался ему столь быстро. Можно сказать, в мгновение ока…

Один из разрядных источников (военных документов, перетолкованных в мирной обстановке) сохранил известие, согласно которому князь Борис Лыков-Оболенский на имя Лжедмитрия I «ко кресту приводил» изменников в Путивле, а потом под Кромами. А под Кромами стояла целая армия, взбунтовавшаяся против Федора Борисовича Годунова… Выходит, Лыков оказывал самозванцу поистине драгоценные услуги^{124}.

Но приход к власти Василия Шуйского в мае 1606 года многое переменил в судьбе хитрого честолюбца. Переменил — к лучшему и для России, и для самого князя Бориса Лыкова. Полководец войдет в костяк воеводского корпуса, он станет одним из наиболее востребованных воевод этого царствования…

Борис Михайлович без проблем перешел на сторону Шуйского. От нового царя Лыков получил высокое назначение. В трехполковой армии, отправленной на Северу[37], против мятежников-болотниковцев, он возглавил Передовой полк^{125}

. На полковом воеводстве он был впервые. Жаль, опыт тех боевых столкновений был неудачным: болотниковцы оттеснили правительственные войска от крепости Кромы.

В начале 1607-го князь сначала повоевал с тем же противником под Калугой, затем сел на воеводство в Рязани. Одним из младших его воевод там же числился Прокофий Петрович Ляпунов, один из будущих вождей Первого земского ополчения, недавно оказавший Василию Шуйскому крупную услугу: он перешел из стана болотниковцев на сторону царя, что во многом предрешило поражение мятежников в борьбе за Москву. Но в Рязани он все-таки должен был подчиняться Лыкову: в Москве того явно считали более надежным.

Когда царь Василий IV двинулся на Тулу, чтобы разгромить укрепившиеся там основные силы бунтовщиков, в его армию должен был влиться «прибыльный» полк, то есть гарнизон Рязани со всеми своими воеводами во главе с Борисом Лыковым^{126}

. Бунтовщики выбросили вперед для контрудара армию, которая наткнулась на соединение «лоялистов», шедшее отдельно от основных сил. Его вел князь А. В. Голицын, двигаясь на Каширу. Рязанцы для пополнения этого соединения подходили, как видно, двумя отрядами. Одним, вероятно менее значительным, командовали младшие военачальники: Федор Булгаков-Денисьев и тот же Прокопий Ляпунов, а другим, более крупным, — сам князь Лыков[38]^{127}. Борис Михайлович прибыл под знамена князя Андрея Голицына, возглавлявшего Большой полк и, как уже говорилось, являвшегося командующим всего соединения, первым и дожидался под Каширой, вместе с войсками Голицына, подтягивавшийся остаток рязанской силы. В этой сборной армии, насчитывавшей, по мнению современных исследователей, пять — десять тысяч человек (нижняя граница правдоподобнее), Лыков, очевидно, сохранил командование своим особым «прибыльным» отрядом, но не всем рязанским полком. Рязанские младшие воеводы из другого отряда не особенно слушались его, притом Булгаков откровенно выходил из повиновения, очевидно, не считая Бориса Михайловича достаточно знатным человеком, чтобы подчиняться ему. Голицын «переназначил» Лыкова к себе в полк вторым воеводой.