ПолЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 5

Прислонившись лбом к холодному стеклу, я страшно жалел, что выпросил тогда у Велиала свободу вместо безбедной жизни с Верой.

«Если бы не распускал сопли, то сейчас бы мы жили в каком-нибудь Люксембурге, и Вера была бы здорова…

Я трусливый слизняк!

Я эгоист, думающий лишь о своем душевном комфорте и спокойствии.

Я ЭТО исправлю!»

Решительным выскользнул из пропахшего дымом салона, оставив на сидении ненужные медицинские справки.

Решительным заскочил в свою убогую квартирку. На полу и на диване были разбросаны мои и Верины вещи, не забранные в деревню.

«Разве мог тогда подумать, что таким печальным и одиноким будет мое возвращение…

К черту!».

***

Не снимая верхней одежды и не разуваясь, я плюхнулся в кресло. Кинул шапку на пол.

– Слышишь, Велиал!? – крикнул я. – Отзовись! Ты выиграл… Я сейчас нарушу уговор и загадаю ЖЕЛАНИЕ! Опять стану твоим рабом. Добровольно и навсегда! Ты меня слышишь?

За окном запиликала автомобильная сигнализация. Такое случается каждый день и каждую ночь, по нескольку раз, но я знал, что сработала она не сама собою. Велиал слышал.

– Я хочу, чтобы завтра у меня в квартире, на этом столе, – я демонстративно указал на письменный стол, – лежало сто пятьдесят тысяч Евро. Пусть будет так! Такова моя воля!

Я откинулся на спинку кресла, ожидая подтверждения.

Сначала ничего не произошло, даже двор затих. Но потом привычно зачесалось под ключицею. На улице многоголосо запиликала, завизжала одна сигнализация, вторая, третья… Казалось, весь мир исходит вереском, будто возвещает Люцифера, что дезертир вернулся в ряды Светлого Воинства.

«Это – знак. Иерихонские Трубы. Велиал услышал мое ЖЕЛАНИЕ!».

Под горло подкатил горький комок. Меня стошнило и вырвало.

К унитазу добежать не успел.

Глава тридцатая

Утро, 16 февраля 2014 года, воскресенье

***

Проснулся разбитый, пропахший вчерашней блевотиной, которая засыхала на ковре.

Голова раскалывалась.

«Достойная прелюдия к возвращению блудного сына под крыло Лучезарного. Вернее – блудного брата.

Но мне безразлично, лишь бы Вера поправилась».

Мысли перетекли к Вере, к загаданному вчера ЖЕЛАНИЮ.

«Мне есть для чего жить!

Только бы она поправилась, и стала счастливой.

Даже без меня».

Я не сомневался, что, односторонне нарушив уговор, я перешел в ряд изгоев. И Велиал обязательно найдет способ поставить на место и наказать строптивую амебу.

«А как меня наказать больнее?

Забрать Веру… Что Велиал и сделает.

Но лишь бы ОНА ЖИЛА! Даже без меня».

***

Я сел на диване: голова раскалывалась; в темени и в висках ныли горячие иголки. Из нутра поднялся комок, остановился в горле.

Лучшим выходом сейчас было бы умереть, но это – предательство.

«Нужно спасать Веру!».

Я поднялся на ноги. Хватаясь за спинку дивана, за стулья, за дверные косяки, потащился в ванную.

Содрал пропахший кислотой и страхом вонючий свитер. До упора открутил оба вентиля, но вода еле сочилась.

При том, едва теплая.

Чтобы не дрожать под зябкой, отдающей хлоркой влагой, принялся думать о том, каким образом появятся загаданные деньги.

«Сто пятьдесят тысяч ЕВРО!..».

Для меня это была астрономическая, нереальная сумма. Но воспринималась она будто что-то мимолетное, функциональное, предназначенное не для удовольствия, а для восстановления нарушенного Порядка Вещей.

«Лишь бы Вера поправилась.

Лишь бы ЖИЛА…».

***

Мои раздумья прервал дверной звонок.

«Принесли деньги… Пускай ждут».

Я неспешно смыл пену. Неспешно выбрался с ванной.

Растерся полотенцем до красноты.

Противное нервное дребезжание в прихожей становилось дольше и настойчивее.

«Подождут!».

Я голым вышел из ванной, подошел к шкафу, обходя присохшую вонючую кучу на ковре.

Нашел и натянул трусы, надел спортивки, футболку.

Оглядел комнату.

«Гостей в квартиру не пущу – приму передачу на пороге: вряд ли нужно пересчитывать. Велиал в деньгах не обманет…».

Я открыл форточки в комнате и на кухне. Лишь затем подошел к двери.

К тому времени звонок трезвонил не переставая.

Не интересуясь личностью визитера, отщелкнул замок.

Рывком открыл дверь.

***

На пороге стоял Велиал в образе Ретта Батлера и улыбался киношной улыбкой.