Полночный прилив

– Костяной насест, Старец, Карга, Провидец, Шаман, Охотник и Следопыт. Похитители Огня. У Эрес’аль.

– Эрес’аль… Богиня нереков. Выдуманная – так говорят наши ученые и маги, чтобы оправдать их порабощение. Возмутительная ложь! Но разве на плитках Обители Зверя изображены не животные?

– Только на дешевых. А на старых, более точных, – низкие смуглые дикари в звериных шкурах. Не притворяйся, что не знаешь, Удинаас. Ты сам нас сюда привел.

Они подошли к ближайшим курганам. Сырая земля была сплошь усеяна пожитками покойных: черепками, драгоценностями, железным оружием, золотом, серебром, маленькими деревянными идолами, обрывками ткани.

Пернатая Ведьма издала звук, похожий на смех.

– Оставили все добро наверху, вместо того чтобы закопать. Чудно!

– Может, чтобы мародеры не разрывали могилы и не тревожили мертвых.

– Ну да, повсюду сплошные мародеры…

– Трудно сказать. Я мало знаю это место. – Он пожал плечами.

Она бросила на него раздраженный взгляд.

Теперь разрушенный город был ближе: массивные деревянные колонны, обросшие ракушками; черные сморщенные жгуты водорослей; балки, поддерживающие здания; в глыбах грязного пористого льда – гниющая плоть, не человеческая. Длинная голова ящера на свернутом обрубке шеи. Вспоротый живот. Трехпалые лапы с когтями. Зазубренные хвосты. Покореженное оружие и одежда из кожи, обрывки яркой, блестящей, как шелк, ткани.

– Что все это такое?

Удинаас пожал плечами.

– На город обрушился лед. И лед, очевидно, непростой.

– Зачем ты нас сюда привел?

Он повернулся к ней, с трудом подавляя гнев, медленно выдохнул.

– Пернатая Ведьма, какую плитку ты держала в руке?

– Огонь, из Опор. – Она запнулась. – В первый раз я солгала, что больше ничего не видела. То есть никого…

– Ты видела ее, так?

– Да, Сестру Рассвет… пламя…

– И что она со мной сделала?..

– Да, видела, – прошептала она.

Удинаас отвернулся.

– Значит, это не выдумка. Не плод моего воображения. Не безумие…

– Как несправедливо! Ты… Ты ничто! Должник! Раб! Вивал предназначался мне!

При виде ее ярости Удинаас отшатнулся, сообразив. Выдавил из себя горький смешок.

– Ты сама его призвала? Ты жаждала его ядовитой крови, но не вышло, он выбрал меня. Если бы я мог, я бы с тобой поменялся. С удовольствием… Нет, неправда, как бы ни хотелось верить… Радуйся, что эта кровь не течет в твоих жилах. Это действительно проклятие!

– Лучше быть проклятой, чем… – Она запнулась, отвела взгляд.

Он всмотрелся в ее бледное лицо в обрамлении светлых вьющихся волос, которые шевелил слабый ветерок.

– Чем что, Пернатая Ведьма? Чем быть рабой, рожденной от рабов? Обреченной бесконечно выслушивать мечты о свободе – слово, которое ты не понимаешь и, вероятно, никогда не поймешь. Плитки должны были служить тебе, а вовсе не твоим соплеменникам. В этих плитках тебе почудился шепот свободы. Или того, что ты за нее приняла. Так и ли иначе, проклятие – не свобода. На каждом шагу западни, капканы, которые удерживают тебя в поединке недоступных пониманию сил. Выбирая смертных, силы эти, очевидно, предпочитают рабов, поскольку те изначально осознают характер предполагаемых отношений.

Она бросила на него сердитый взгляд.

– Но почему ты?

– А не ты? – Удинаас отвел глаза. – Наверное, потому, что я не мечтал о свободе. До того, как стать рабом, я был должником, как ты мне все время напоминаешь. Долги – тоже своего рода рабство, замкнутый круг. Лишь единицы могут сбросить с себя эти цепи.

Она подняла руки, поглядела на ладони.

– Не верится. Мы здесь или не здесь? Все такое настоящее…

– Сомневаюсь.

– А можно остаться?

– В мире плиток?

– Ты не об этом мечтаешь во сне, верно?

Он поморщился, скрывая улыбку, – в вопросе нечаянно прозвучал намек.

– Нет. И я тебя предупреждал.

– Все ждала, когда ты это скажешь. Только не таким скорбным тоном.

– Думала, разозлюсь?

Пернатая Ведьма кивнула.

– Злости было много, но она прошла.

– Как ты ее поборол?

Он поглядел ей в глаза, покачал головой и снова обернулся на руины.

– Разрушение, побоище… Ужасно.

– Может, они заслужили…

– Вопрос «заслуженности» должен подниматься крайне редко. Если вообще должен. Он ведет к беспощадным суждениям и неумолимой жестокости. Зверство, совершенное во имя справедливости, порождает новые зверства. Мы, летери, уже и так прокляты своей праведностью, не нужно усугублять.

– Ты живешь мягко в очень жестком мире.

– Я уже сказал: злость мне знакома.

– Но ты ее гасишь, прежде чем она кому-то навредит.

– То есть гасить злость приходится мне одному?

– Боюсь, что так.

Он вздохнул.

– Пойдем обратно.

Бок о бок они зашагали в сторону дикарей и их пещерной деревни.

– Если бы понять, что они говорят, – произнесла Пернатая Ведьма.

– Их шаман умер.

– Будь ты проклят, Удинаас!

В ущелье тем временем кое-что изменилось – появились четыре женщины и мальчик человеческой расы.

Воин обратился к мальчику; тот ответил на его языке, затем показал на Удинааса и Пернатую Ведьму, нахмурился.

– Летери.

– Ты меня понимаешь? – спросил Удинаас.

– Почти.

– Ты мекрос?

– Почти. Должники летери. Мама с папой. Они убежали и жили с мекросами. На свободе.

Удинаас показал на разрушенный город:

– Твой дом?

– Почти.