— Ну и грозища! Обычно грозы быстро заканчиваются, а эта уже несколько часов не прекращается.
— Я, помнится, говорил Вам, что здесь не Елизарово. И сколько продлится гроза, один Бог ведает.
— Похоже, мы влипли. А вдруг это на сутки или больше? Я ведь никого не предупредила, что буду отсутствовать. Меня могут начать разыскивать.
— Кто? Кто Вас начнет разыскивать? Кого Вы так боитесь?
Она задумалась. Потом посмотрела на меня, грустно улыбнулась и опустила взгляд. На ее лбу и щеках в голубоватом свете фонаря блестели дождевые капли.
— Да мало ли кто? — сказала она полушепотом. — Сын может позвонить, люди из ближайшего окружения. А меня нет. И мобильник не отвечает. Начнут друг друга спрашивать, беспокоиться. Переполошатся. Еще, не приведи Господь, в милицию заявят — пропала, мол, без следа.
— А Вы потом возьмете, да и найдетесь. Так что ничего страшного. Ведь у нас нет никакого выхода, кроме как сидеть и ждать, когда эта гроза кончится. Идти домой сейчас опасно. Сами видите, какие тут молнии сверкают.
— Что же нам делать?
В ее голосе прозвучали тоска и безнадежность, как у осужденной на пожизненное заключение.
— Набраться терпения, сидеть в нашем лагере и ждать, когда распогодится, — сказал я самым оптимистичным тоном, на который только был способен.
— Здесь тоскливо пережидать непогоду. Ни тебе телевизора, ни радио, ни чтива какого-нибудь. Света, и то нет. Как первобытные.
— Теперь мы, Мария Юрьевна, троглодиты, — попробовал я отшутиться.
Скрестив на груди руки, она поежилась.
— Что-то холодно. Просто не верится, что несколько часов тому назад было нестерпимо жарко. Как в топке.
— Ничего, это поправимо. Сейчас мы в нашей спальне разведем костер. Дров здесь предостаточно. Я предвидел подобную ситуацию и собирал их по дороге всякий раз, когда наведывался в лагерь.
— Не угорим?
— Нет, не беспокойтесь. Здесь все продувается легким сквознячком.
Я направился было к куче хвороста, но Мария Юрьевна удержала меня за руку.
— Не нужно костер. Я не люблю, когда один бок поджаривается, а другой леденеет. Так скорее простудишься, чем обогреешься. Лучше под одеялом.
— Воля Ваша. Только одеял у меня недостаточно — по одному на каждого. Так или иначе, придется либо костер разжечь, либо «буржуйку» растопить.
Мы слышали, как за пределами нашего укрытия остервенело хлестал проливной дождь. Раскаты грома были настолько сильны, что казалось, сотрясали не только основания скал, но и сами основы мироздания. Пахло озоном. В полутьме ее глаза сверкали бриллиантовым блеском и будоражили во мне уснувшие было желания. Внезапно она повернулась ко мне лицом, осторожно положила руки на мои плечи и прильнула всеми точками тела. Я притиснул ее к себе и замер в нерешительности, как юноша, парализованный ее возбужденным дыханием. Глядя мне в глаза, она выдохнула в самое мое лицо:
— Ляжем вместе… тогда одеял нам, надеюсь, хватит…
17 декабря 2014 года, среда.
Харьков, Украина.
Конец первой части
Шлюз ІІ
I
Разбудило меня дыхание спящей Марии. Нет, ни в коем случае не храп, а тихое, мерное, глубокое дыхание. Я понял, что выспался, и открыл глаза. Но непроглядная темень не исчезла, а продолжала окутывать все вокруг, как черное покрывало. И тут я вспомнил, что мы находимся в гроте — в моем базовом лагере. Интересно, который сейчас час? Нащупать под боком миниатюрный фонарик труда не составило, и я, заслонив собой Марию, щелкнул кнопкой. Вспыхнул голубоватый свет, казавшийся в густой тьме ослепительно ярким. На часах половина одиннадцатого. Дня или ночи? Припомнив события накануне, я догадался, что по-елизаровски сейчас день. Пора вставать. Осторожно откинув край одеяла, я вознамерился было подняться, но Мария неожиданно обняла меня за плечо и прильнула всем телом.
— Куда ты?.. — сказала она шепотом, словно здесь кто-то мог нас подслушать.
— В Елизарово пол-одиннадцатого. Вставать пора, — ответил я, нежно притиснув ее к себе.
— Зачем?.. Полежи со мной…
— Прости, не могу — по нужде…
— У-у-у… — простонала она, легонько оттолкнув меня.
Освещая дорогу фонариком и обходя лежащие на пути камни, я побрел к выходу. Судя по звонкому птичьему гомону, доносившемуся снаружи, грозы уже и в помине не было.