Эта звучная торжественность, соединенная съ мужественною силою, эта роскошь, этотъ блескъ и раздолье, эта кипучесть и звонкость, эта пышность и великолпіе языка, украшенныя, проникнутыя изяществомъ вкуса и граціи — вотъ отличительная прелесть и вмст особенное клеймо стиха Языкова. Даже тамъ, гд всего мене выражается господствующій духъ его поэзіи, нельзя не узнать его стиховъ по особенной гармоніи и яркости звуковъ, принадлежащихъ его лир исключительно.
Но эта особенность, такъ рзко отличающая его стихъ отъ другихъ Русскихъ стиховъ, становится еще замтне, когда мы сличаемъ его съ поэтами иностранными. И въ этомъ случа особенно счастливъ Языковъ тмъ, что главное отличіе его сл`oва есть вмст и главное отличіе Русскаго языка. Ибо, если языкъ Итальянскій можетъ спорить съ нашимъ въ гармоніи вообще, то, конечно, уступитъ ему въ мужественной звучности, въ великолпіи и торжественности, — и слдовательно поэтъ, котораго стихъ превосходитъ вс Русскіе стихи, именно тмъ, чмъ языкъ Русскій превосходитъ другіе языки, — становится въ этомъ отношеніи поэтомъ-образцомъ не для одной Россіи.
Но сія наружная особенность стиховъ Языкова потому только и могла развиться до такой степени совершенства, что она, какъ мы уже замтили, служитъ небходимымъ выраженіемъ внутренней особенности его поэзіи. Это не просто тло, въ которое вдохнули душу, но душа, которая приняла очевидность тла.
Любопытно наблюдать, читая Языкова, какъ господствующее направленіе его поэзіи оставляетъ слды свои на каждомъ чувств поэта, и какъ вс предметы, его окружающіе, отзываются ему тмъ же отголоскомъ. Я не представляю примровъ потому, что для этого надобно бы было переписать все собраніе его стихотвореній; напомню только выраженіе того чувства, которое всего чаще воспвается поэтами, и потому всего ясне можетъ показать ихъ особенность: