Полное собрание творений. Том I. Трактаты и гимны

37. Но чем же вызвали его раздражение наксосцы? Если существуют антиподы, как утверждают некоторые (т.е. люди, обитающие с обратной стороны Земли), то, я думаю, даже они слышали о Фемистокле и совете Фемистокла: о том, как он присоветовал эллинам сражаться у Саламина и затем, после победы над варварами, воздвиг в Милете Храм Артемиде Благой Советчице. Однако наш милый писатель сделал все, что было в его силах, для того чтобы умалить Фемистокла и передать славу его свершения другому. Вот что он пишет: «Когда Фемистокл пришел на свой корабль, афинянин Мнесифил спросил его, какое решение принято [на совете]. Узнав о решении отвести корабли к Истму и сражаться перед Пелопоннесом, Мнесифил сказал: «Если флот покинет Саламин, то тебе больше не придется сражаться за родину»[1091], – и чуть дальше: «Поэтому если есть какая-нибудь возможность [спасения], то иди и попытайся отменить решение или по крайней мере убедить Еврибиада остаться здесь""

[1092]. Затем Геродот добавляет, что этот совет очень понравился Фемистоклу, и, ничего не ответив на словах, он пришел к Еврибиаду. И вот опять же, его собственные слова: «Тогда Фемистокл сел рядом со спартанцем и повторил все слова Мнесифила (но как свое собственное мнение) и, кроме того, прибавил еще много других доводов»[1093]. Ты сам видишь, как он выдает Фемистокла за человека злонравного, присвоившего себе совет Мнесифила, как если бы это был его, Фемистокла, совет.

38

. Его издевательства над эллинами заходят и еще дальше. Он говорит, что Фемистокл не промышлял о нужном в той ситуации, но пренебрегал им; и это Фемистокл – эпоним Одиссея благодаря своей рассудительности! Соотечественница же Геродота Артемисия, никем не наученная, своим умом проникает в ситуацию и предостерегает Ксеркса, говоря: «Здесь эллины не в состоянии очень долго сопротивляться. Ты рассеешь их силы, и они разбегутся по своим городам. И если ты двинешься с войском на Пелопоннес, то следует ожидать, что люди из Пелопоннеса не останутся здесь с флотом; они даже не подумают сражаться на море за Афинскую землю. Напротив, если ты сейчас поспешишь дать бой, то я опасаюсь, что поражение твоего флота повлечет за собой и гибель сухопутного войска»[1094]. Единственно, чего не достает здесь Геродоту, так это изобразить Артемисию сивиллой, настолько точно предрекает она будущее. Но именно поэтому Ксеркс доверяет ей доставить своих сыновей обратно в Эфес[1095]. Царь, кажется, забыл прихватить с собой женщин из Сус, если во время путешествия мальчики, и в самом деле, нуждались в женской опеке.

39. Мы не говорим, что сам Геродот лжец, мы исследуем его измышления. Он рассказывает, что афиняне говорят, что когда варвары подошли, коринфский стратег Адимант был поражен ужасом и ударился в бегство, не пятясь назад кормой, не просачиваясь потихоньку сквозь сражающихся, но открыто, подняв паруса и завернув все находившиеся по его командованием коринфские корабли; затем у дальнего конца Саламина, дескать, ему попадается ялик, и некто кричит ему с него: «Адимант! Ты обратился в бегство с твоими кораблями, предательски покинув эллинов. А эллины все-таки одерживают столь полную победу над врагом, о какой они могли только мечтать!»[1096] Не иначе как упал с неба этот ялик; да и не только в этом, но и во всяком другом обмане наш историк превосходит трагических поэтов; неясно только, почему [при чтении своей истории] он отказался от театральных машин. Итак, Адимант поверил сказанному, и «тогда Адимант и другие коринфяне повернули свои корабли и возвратились назад к флоту, когда битва уже кончилась. Так гласит афинское предание. Коринфяне же, конечно, возражают против этого, утверждая, что доблестно сражались в битве в числе первых. Все прочие эллины подтверждают это»[1097]

.

Вот что этот человек во многих случаях делает: возводя на разных людей разные клеветы и вины, он добивается того, что в любом событии кто-нибудь обречен предстать в черном свете. В результате здесь у него, если не верить клевете, оказываются опозоренными афиняне, если же поверить – коринфяне. Я думаю, он и не слышал, ни чтобы афиняне жаловались таким образом на коринфян, ни чтобы коринфяне на афинян, но я полагаю, он оболгал разом тех и других. Когда Фукидид изображает афинского посланника, говорящего в Лакедемоне против коринфян, то он говорит о многих их славных деяниях во время войн с мидянами, в том числе и о совершенных во время саламинского сражения[1098], но нигде и никогда не обвиняет коринфян в измене или бегстве; совсем не похоже, чтобы афиняне бранили таким образом коринфян, ибо Геродот мог видеть собственными глазами, что имя их города начертано третьим после [афинян и] лакедемонян на посвященном богам трофее, взятом у варваров[1099]; коринфянам на Саламине было позволено похоронить погибших близ города, ибо были они мужами благими, как и этот стих о них говорит: