Полонез

Помолчав, добавил твёрдо:

— Нет, всё-таки один из трёх. Лех, Мазур или Осовский.

Аглая вскрикнула во сне и беспокойно задвигалась на перине.

— Спи, спи, — шепнул Гилмор и заботливо поправил одеяло. Но сначала, помешкав, обласкал взглядом обнажённое бело-розовое тело. Ощутив мимолётное вожделение, подумал вдруг, а не разбудить ли её? Но нет, пусть спит… они и так нынче славно потрудились в постели… вот если завтра проснуться пораньше перед службой и успеть…

Аглая очень нравилась Гилмору. Природа наделила женщину копной белокурых волос, приятным личиком и роскошной фигурой. (Сама она с гордостью говорила, что на греческом языке её имя означает красоту и совершенство. Не соврали греки.) Аглая играла маленькие роли в маленьком же театре на бульваре Монмартр, мечтала стать великой актрисой и вот уже три года жила с Гилмором, честно вознаграждая англичанина за подарки и содержание любовными утехами.

Гилмор оплачивал её счета и снимал небольшой дом в Сен-Жерменском предместье, куда приезжал к женщине дважды в неделю. Конечно, всё это обходилось недёшево, но англичанин ничуть не жалел, — Аглая того стоила. Зачем экономить на удовольствиях? Высокое жалованье и рента от акций доходных предприятий позволяли достойно содержать семью, оставшуюся в Лондоне, да и себе ни в чём не отказывать.

В штате британского посольства Гилмор формально числился помощником посла. Помощником он действительно был, но только французского резидента Интеллидженс сервис[19]

. За десять лет службы в Париже резиденты менялись трижды, а профессиональный разведчик в ранге помощника оставался на своём месте, — сжился с ним и чувствовал себя уверенно.

Ситуация изменилась полтора года назад, когда Гилмору поручили работать с польской эмиграцией. При всём опыте англичанин вынужден был признать, что с такой публикой выстраивать отношения ещё не приходилось.

Море польской эмиграции постоянно штормило. Разношёрстные беженцы разбились на группы и блоки, альянсы и партии, которые по-разному смотрели на будущее Польши и постоянно грызлись между собой. Сам чёрт рисковал остаться без ног в этой буре политических страстей, густо замешенных на традиционном польском гоноре и шляхетских амбициях.

Иногда эмиграция мерещилась Гилмору в виде многоголовой змеи, причём каждая голова норовила откусить другую. Взять хотя бы «Братство по оружию» генерала Бема, состоящее из бывших офицеров-повстанцев. Прославились они главным образом многочисленными вызовами на дуэль политических противников и отсутствием сколько-нибудь внятной программы действий.

Пожалуй, роднила головы только слепая ненависть к России да сакральная привычка к месту и не к месту затягивать «Еще Польска не сгинела». Во всём прочем согласия между ними не было и не предвиделось.

— Противный, — пробормотала вдруг во сне Аглая капризно.

Интересно, кого это она имела в виду? Кто приснился? Впрочем, флегматичный Гилмор ревностью не болел. Он вполне допускал, что в перерыве между их редкими встречами молодая пылкая женщина благоволит кому-то ещё, — допустим, партнёру по сцене. И чёрт с ней. Он своё получал, а всё остальное его не интересовало. На первом месте все-таки служба, а не постель…

После долгих колебаний англичане решили работать с Польским национальным комитетом под руководством профессора Лелевеля. Эта партия выглядела более вменяемой, чем другие, и в то же время достаточно влиятельной и радикальной, чтобы сделать на неё ставку в извечном противостоянии с Россией. Чего не хватало Лелевелю, чтобы развернуться, так это денег. Но у Интеллидженс сервис деньги были. А для того, чтобы ударить Россию чужими руками, англичане вообще никогда не скупились.

Короткие переговоры сторон привели к полному взаимопониманию. Лелевель брал на себя обязательство поднять восстание на территории Царства Польского. А британское посольство обязалось финансировать экспедицию и текущие расходы Комитета. Таким образом, Лелевель в ранге младшего партнёра фактически перешёл под контроль посольства и отныне все действия согласовывал с ним. Ну, а Гилмор стал представителем английской разведки при польском лидере.

Работа шла полным ходом, пока не произошёл тот самый дикий инцидент. Гилмор вспомнил, как, связанный и беспомощный, сидел в луже растаявшего снега и ощущал на себе грязные руки оборванцев, обирающих с него купюры, — неизвестные грабители щедро осыпали ими с ног до головы. Никогда в жизни потомственный джентльмен не оказывался в столь мерзком и унизительном положении… Его передёрнуло.

Но уже в тот момент сквозь потрясение пробилась холодная мысль: ограбление на самом деле — никакое не ограбление. Его с Лелевелем выследили и подставили. Невероятно дерзкая и парадоксальная выходка с разбрасыванием денег была призвана выставить на всеобщее обозрение связь Комитета с английским посольством. И видимо, в конечном счёте сорвать подготовку к восстанию.