Полонез

С этими словами, бросив на постель бесценное и злополучное (кому как) письмо мадемуазель Аглаи, наконец покидаю надоевшую спальню.

На площади Бово, прямо напротив Елисейского дворца, расположился массивный трёхэтажный особняк, знакомый всему Парижу. Его занимало министерство внутренних дел Французского королевства. Солидные серые камни здания исподволь внушали мысль о силе и строгости учреждения-хозяина.

Самое грозное из всех ведомств имело весьма широкие полномочия. Национальная полиция и жандармерия были его подразделениями. Выдачей разнообразных документов занималось именно оно. Руководители региональных департаментов напрямую подчинялись министру. Вопросы государственной безопасности решались тут же, на площади Бово.

Особняк был обнесён кованой изгородью, на которой висел ведомственный почтовый ящик для обращений. Каждый француз имел право опустить в него своё письмо любого содержания, подписанное или не подписанное. И надо сказать, что ящик никогда не пустовал. Чего только не было в обращениях, адресованных, как правило, напрямую министру! Жалобы на нерадивых полицейских, кляузы на хулиганящих соседей, требования найти управу на уголовников, доносы на чиновников-взяточников… Разбирая почту, секретарь министра намётанным глазом с ходу определял подходящее место для письма — мусорную корзину или папку для доклада. Первых было намного больше.

Письмо в узком конверте цвета беж, написанное твёрдым мужским почерком, секретарь, поколебавшись, сразу положил на стол министру.

Тьер, поглощённый чтением доклада из префектуры департамента Гар, с некоторым недоумением взглянул на секретаря поверх очков.

— Что это, Фонтанель?

— Письмо из сегодняшней почты, мсье министр, — бесстрастно доложил секретарь.

— Разве нельзя было доложить его позже? — поинтересовался Тьер слегка раздражённо.

— Прошу извинить, если ошибаюсь, но мне показалось, что оно заслуживает особого внимания.

Министры менялись довольно часто, но не один из них не пренебрегал мнением секретаря, служившего ещё со времён Людовика Восемнадцатого. Знали, что на опыт и добросовестность этого пожилого, сгорбленного человека, всегда одетого в тёмное, положиться можно всецело. Поэтому Тьер отложил доклад префекта и взял письмо. Развернул. Быстро прочитал короткий текст. Прищурившись и перечитав ещё раз, ненадолго задумался.

— А ведь вы, пожалуй, правы, Фонтанель, — сказал со вздохом. (Секретарь наклонил голову.) — Письмо прелюбопытное… Знаете, что? Вызовите Шаброля. Пусть придёт сейчас же.

Помощник министра Шаброль явился незамедлительно. В полицейских делах он был правой рукой Тьера и пользовался его полным доверием.

— Вот, ознакомьтесь-ка, — произнёс Тьер без предисловий и протянул письмо.

— Неожиданно… — минуту спустя протянул Шаброль, озадаченно возвращая бумагу министру.

Для такой реплики текст письма давал все основания…

«Уважаемый мсье Тьер! — писал неизвестный автор. — Вы, разумеется, знаете о недавнем происшествии на улице Капуцинок, о котором писали все парижские газеты. Нападение на английского дипломата Гилмора; изъятие у него крупной суммы денег, тут же разбросанных по мостовой; неожиданное появление на месте происшествия одного из лидеров польской политической эмиграции Лелевеля…

К вам обращается тот, кто организовал это происшествие. Возможно, Вам интересны мотивы моих странных на первый взгляд действий. Я готов пояснить их Вашему доверенному представителю при личной встрече. Поясню также, чем опасен для интересов Французского королевства союз английской тайной службы и польской эмиграции. А такой союз реально существует, и я могу это доказать. И, наконец, хотел бы сделать предложение, интересное как для Вас, так и для сообщества, которое я представляю.