Польша и Россия в первой трети XIX века

В течение 6 месяцев шла борьба за независимый статус Сеймового суда, его отстаивал Друцкий-Любецкий против Новосильцева. Приступив к делам, суд, возглавленный воеводой П. Белиньским, известным «великой честностью, щепетильностью, твердым, непреклонным характером», создал собственную следственную комиссию. Во время ее работы в 1827– 1828 гг. в Королевстве Польском царило напряженное ожидание, польское общество как бы погрузилось в траур, не было шумных развлечений, и даже при встрече нового 1828-го года веселье царило только в русских домах: на бал, устроенный варшавскими властями 31 декабря 1827 г. в здании Купеческой ресурсы, публика не пришла. Настроения варшавян, связанные с ожиданием судебных решений, рисовались в агентурных донесениях в смягченных тонах и сдабривались славословиями верховной власти. Так, шпик М. Шлей заверял великого князя Константина: «Люди высшего и среднего звания, вообще восхищаясь великодушным монаршим определением над виновными, усматривают в том и Вашего императорского высочества снисхождение по обыкновенной милости к польскому народу; а чтобы кто оправдывал предприятия виновных, ни от кого не слышно, коих только малое число, да и то из родственников, их сожалеют. Многие говорят, что ежели бы не читали в газетах опубликованного преступления, то никаким бы сведениям не поверили, что действительно существует столь неблагодарный поступок, предпринятый кем-нибудь из поляков. Низшего звания люди, которые только могут иметь о том понятие, вообще осуждают преступников, говорят, что изменников края должно повешать». На самом деле в обществе надеялись на благоприятный исход процесса, находя «предписания» Сеймового суда «очень выгодными для обвиняемых, которых должны осудить, и предусматривают, что некоторые из их числа будут отпущены на свободу». В декабре 1827 г. тот же Шлей писал: «В городе разошелся слух, что, по учинении комиссией, назначенной из членов сеймового суда, допросов бунтовщиков, оказалось, что преступление их против прежних допросов есть менее и что увеличено оное было единственно по настаиванию г. сенатора Новосильцева». Шлей вновь подчеркивал, что «люди низкого звания почти о том не знают, а ежели которые и сведущи, но говорят весьма равнодушно. Среднего звания люди оказывают желание бывать в суде для удовлетворения своего любопытства, дабы могли знать о существе преступления, а наипаче слушать оправдания. Однако вообще осуждают предприятие бунтовщиков. В знатных домах, а также между дамами предвидится некое движение, и съезжавшиеся гости, остерегаясь домашних людей, говорят потиху, кто что слышал». Шпион особо выделял жену отставного полковника Стшежевского, весьма встревоженную арестом полковника Кшижановского. Эта дама всех спрашивала, какое наказание может получить Кшижановский, утверждая, что он очень болен и вряд ли доживет до конца процесса. Она немного успокоилась только после газетных публикаций «о допросе и признаниях бунтовщиков». Стшежевская очень хвалила «постоянность и характер» Кшижановского, ее интересовали все «подробности, касающиеся обвинений в бунте». Впрочем, этим интересовалась не одна она и не только те варшавяне, кто хотел бы посещать судебные заседания¹¹⁷

.