Польша и Россия в первой трети XIX века

При открытии процесса архиепископ Я. П. Воронин с амвона варшавского костёла Святого Яна призвал сенаторов – членов Сеймового суда, чтобы «они судили по сущей справедливости и сохраняли человечество». Председатель суда П. Белиньский выразил благодарность новому императору за следование закону, за предоставленную возможность рассмотреть дело в суде сейма, подчеркнув, что это тем более обязывает подданных действовать по закону. Сама мысль о том, что поляк может быть обвинен в нарушении верности, желании снова стать орудием «новых беспорядков, анархии, несчастий», казалась ему невозможной; он напомнил, что «польский народ в течение веков отличала неизгладимая черта верности своим королям […] и послушный Закону, он не уклонялся от надлежащего уважения в отношении действующих в крае властей». Суд рассматривал вину восьми членов Патриотического общества – Кшижановского, Солтыка, Гжималы, Плихты, Дембека, Залуского, Заблоцкого, Маевского. Других обвиняемых, являвшихся подданными России, судил в Петербурге Сенатский суд, офицеры подлежали суду военному. Во время судебного процесса адвокаты обвиняемых доказывали, что национальные чувства и стремления, «национальный способ мышления» не являются государственной изменой. Аргументы защиты опирались на оправдательную концепцию, разработанную А.Чарторыским. Подчеркивалось, что все лозунги Патриотического общества – «сохранение национальности», «свобода», «независимость», «воскрешение отчизны» – уже осуществлены в Королевстве Польском, а потому отсутствует факт призыва к перевороту. Что же касается цели присоединения западных губерний России к Королевству, то Александр I ее одобрил и обещал осуществить. Речи защитников, позиция заседавших в суде 42 сенаторов, шансы подсудимых – все это вызывало большой интерес и обсуждалось в обществе. Публика ходила на судебные заседания, хотя допускали туда с ограничениями; наряду с полицейским контролем и военной охраной была организована регистрация всех посещавших зал суда¹¹⁸

.

Решением большинства судей (только двое голосовали против) обвинение в государственном преступлении было снято; Залуского и Солтыка оправдали полностью, остальные были осуждены на три месяца тюрьмы за участие в тайных союзах, а Кшижановский получил еще 3 года лишения свободы за недонесение о намерениях декабристов. Во время голосования судей и вынесения приговоров перед палацем Красиньских, где шли заседания суда, собралась толпа. В агентурном донесении говорилось о «разной» оценке «освобождения преступников» и о всеобщем нетерпеливом ожидании опубликования приговора в газетах. В качестве «ложных сведений» сообщалось о том, что студенты ждали у кармелитского монастыря на Лесной улице, когда выпустят графа Солтыка, шли затем за его каретой и на руках внесли в дом. Однако эти сведения представляются совсем не ложными, если учесть, что Солтык был парализован. К тому же имели место и другие факты восторженного отношения к решению суда не только в столице, но и в провинции, куда молва дошла позже. Так, в марте 1829 г. в Радоме был устроен бал в честь оправдания и освобождения Залуского и других подсудимых. В то же время общественность активно проявляла негодование по отношению к противникам оправдательного приговора, выступавшим за суровые кары. Объектом остракизма стал генерал В. Красиньский, он был вынужден не появляться на людях, на его счет распространялись ядовитые эпиграммы и карикатуры. Напротив, сенаторы, проголосовавшие за оправдание подсудимых, и особенно председатель суда, приобрели большую популярность. Ярким доказательством этого послужила реакция общественности на смерть П. Белиньского, случившуюся в марте 1829 г. По случаю его кончины были написаны и распространялись в университете стихи – обращение «К товарищам». Авторами называли студентов К. Данелевича или К.Гашиньского, известных в среде молодежи в качестве хороших поэтов; подозревали также, что к ним приложил руку Ю. У. Немцевич, который дал в газете объявление о смерти Белиньского, столь «двусмысленное», что агент полиции удивлялся, как его пропустила цензура. А. Чарторыский, выступая на панихиде, подчеркивал преданность Белиньского патриотическим идеалам и примерам из национальной истории, с одной стороны, а с другой – верность конституции и монарху; при этом он не преминул напомнить об обещаниях Александра I. Похороны Белиньского проходили при большом стечении народа; студенты ушли с лекций, договорившись, что если полиция не пустит их в костёл, они войдут насильно. Сыну генерала Красиньского, не пошедшему на похороны, объявили бойкот, он получил также вызов на дуэль. По сообщению агента, вся бахрома с гроба Белиньского была оборвана. Среди тех, кто взял на память бахрому, находились и русские гвардейцы – полковник Н. Н. Пущин и другие офицеры. Бахрому посылали в провинцию родным и друзьям, так, в частности, она оказалась среди патриотических реликвий отставного капитана Войцеховского, управляющего имением Домны в Сандомирском воеводстве¹¹⁹

.