Польша и Россия в первой трети XIX века

Вряд ли перспектива контакта Южного общества с английским правительством была реальной. О том, что Англия дает деньги польским патриотам, подбивает их на восстание против России, еще раньше из разговоров поляков узнал Бестужев. Поддержка антирусской политики Англии была неприемлема для патриотических чувств русских дворянских революционеров. Это определяло разницу в отношении к международному фактору между ними и польскими конспираторами, для которых любой враг России являлся союзником. В том же кругу членов Патриотического общества устанавливались связи со шведской дипломатией, с энтузиазмом воспринимались известия о том, что в Швеции «хорошо относятся к полякам», что она хочет воевать против России и в этой связи ведет переговоры с другим ее противником – Турцией. С последней польские патриоты также установили сношения, их представители выезжали в Стамбул и тогда, когда в Киеве шли русско-польские переговоры. В 1825 г. эти переговоры так и не получили завершения, было решено встретиться вновь во время киевских «контрактов» 1826 г. Предполагалось, что тогда будут представлены сведения о руководящей верхушке обоих обществ, пока же намеревались поддерживать связь через уполномоченных – поляков и русских. И. Швейковскому поручалось передавать в Варшаву полученные от П. Мошиньского сведения о настроениях в Литовском корпусе; М. С. Лунин в Варшаве должен был находиться в постоянном контакте с Яблоновским и Кшижановским; в случае же возникновения важных событий или необходимости срочной встречи руководства обоих обществ решение всех вопросов возлагалось на Волконского¹¹²

.

Все эти планы не осуществились, но резонанс от переговоров был значительный. О них знали не только все влиятельные члены Патриотического общества, но и более широкий круг: в Киеве «в залах ярмарки много говорилось» о будущем русско-польском соглашении. Маевский, Карвицкий и другие тамплиеры услышали о переговорах еще в 1824 г., а после киевских «контрактов» 1825 г. Маевский сообщил, что русские «поручились, что обязательно добьются конституции, весьма подходящей для обоих народов, что они обещали присоединить к Королевству Польскому губернии, находящиеся под управлением великого князя Константина, и согласятся на то, чтобы поляки отобрали у Австрии Галицию, лишь бы те всей мощью заслонили Россию от вторжения австрийской армии и вечно были в единении с Россией. Упоминалось и о Киевской губернии, но в этом было отказано». Слухи на тему западных губерний, которая, естественно, наиболее живо интересовала поляков на Украине, активно обсуждались: так, М. Ворцель сначала передавал слух о том, что поляки не получат Волынской, Киевской и Подольской губерний, но затем уверял, что и этот вопрос будет согласован на переговорах. И хотя и в этой среде находились скептики, которые, как, например, Б. Лукашевич, предупреждали, что связываться с русскими опасно, большинство считало договоренность с ними делом решенным и указывало на задачу готовить польские военные силы, которые понадобятся, когда уйдет русская армия¹¹³

.

Позиция членов Патриотического общества при переговорах, как и реакция на них в близких к Обществу кругах, создавали впечатление, что поляки, в первую очередь, акцентировали вопрос о «польских» губерниях. Лозунг независимости Польши звучал, но не было призыва к вооруженной борьбе за ее завоевание. Воссоединить бывшие польские территории надеялись при поддержке российского монарха. Радикальные настроения еще не получили преимущества в польском обществе. Значительную его часть устраивал конституционный статус Королевства Польского, и речь шла лишь о его сохранении, о соблюдении конституционных норм. Более того, в определенных кругах господствовал консервативный ультрамонтанский дух: их представители не одобряли конституцию, отвергали республиканские идеи, были приверженцами абсолютной монархии. Лояльность монарху являлась на этом этапе общераспространенной позицией. Когда после долгого молчания власти стали публиковать информацию о восстании декабристов, изображая их преступниками, изменниками своему императору, Ю. У. Немцевич с гордостью писал, что в то время как «москали […] бунтуют, мы рядом с ними выходим чистыми от вины». Константин Павлович также заверял Николая I, что в Королевстве Польском «все спокойны, полны недоумения и отвращения по отношению к петербургским ужасам», и на первых порах, пока не было известно о связях декабристов с Патриотическим обществом, гордился тем, что «среди этих мерзких открытий не появилось ни одной фамилии», связанной с Королевством¹¹⁴.